Также Олли поведала и про Шивиллу Гайде, которая приняла ее на корабль, свято считая мальчишкой, и про Лауритца с его нечищеными сапогами, с которым их судьба свела совершенно удивительным образом, и про «Золотую сколопендру», и про бой с безымянным судном, и про повторный побег в порту, и все новости, начиная с невольничьего рынка и заканчивая ведьминой кофейней… Под конец рассказа даже Виллему с его казенными нервами стало немного не по себе, и он твердо заявил, что на чем бы там девочка не настаивала, старую колдунью они арестовывать не собираются. Во-первых, вину такого рода доказать будет очень сложно, во-вторых, в кабаках чуть ли не ежедневно люди гибнут во время пьяных драк, и если где-то кто-то тихо пропадает раз в год, то это еще стоит под вопросом — считать ли это преступлением, а в-третьих, вся эта экзотика находится уже вне их сферы влияния… Зато с пиратов, подлейшим образом обведших вокруг пальца правосудие, капитан поклялся взыскать со всей строгостью по букве закона.
— Еще раз прошу простить наши действия, если они могли показаться вам оскорбительными, — Виллем до дна осушил свой стакан воды и продолжил: — но вы должны меня понять, я всего лишь исполнял свои обязанности. Раньше мне не доводилось сталкиваться с заданиями настолько щекотливого характера, так что я вынужден был подозревать всех и каждого.
— Ничего страшного, сэр, я все понимаю, и вы, и ваши люди славно потрудились… А какой сегодня день недели? — внезапно поинтересовался Ларри, почесав чуть отросшую бороду.
— С вашего позволения, понедельник.
— Якорь мне в… руку. Это же плохо.
— Вас что-то не устраивает, сэр доктор?
— Вообще-то, да. Но календари обычно составляют без учета моих пожеланий, так что… Сегодня состоится суд над Шивиллой Гайде. За ее… ну… административное правонарушение, — шепнул лекарь, отвернувшись от Молиры, так как не хотел в ее глазах окончательно ронять репутацию капитанши.
— Да, я помню… Право, очень некрасивая с ней получилась ситуация. И что вы предлагаете делать?
— Освободить ее из-под стражи. Как минимум, из-под вашей, капитан Вейдвальдс. Снять с нее обвинения и принести извинения…
— Лауритц, да ты поэт, — ввернула свои два слова Молира.
— Спасибо, я знаю, — усмехнулся врач, — надо записать, — авось, пригодится стих сочинить… Так вот, капитан, я уверен, что вы можете поспособствовать тому, чтобы вытащить ни в чем не повинную девушку из этой неприятности. Так сделайте же это, пожалуйста, очистите свою совесть, вам ведь никакого удовольствия нет карать несправедливо, не так ли?..
— Так. Вы правы, доктор! И ваши слова достойны настоящего джентльмена… Я немедленно отправлюсь в суд, чтобы выступить в защиту арестованной.
— Я с вами, сэр.
— И я! — оба мужчины наградили инициативную девчонку весьма скептическими взглядами. — А что такого? Может быть, меня тоже совесть замучила, и я хочу извиниться перед мадам капитаном за то, что из-за меня та попала в беду?
— А вы остаетесь на корабле, Ваше Высочество, — приказал капитан. — Мои люди о вас позаботятся. Мы не вправе больше ни минуты подвергать вашу жизнь опасности.
— Пф-ф-ф… Да разве же это опасность? — принцесса развалилась на стуле и окончательно вышла из «роли». — Не видели вы всех тех опасностей, в которых я уже до вас успела побывать. Тем более, ваши люди — это не вы, если вам я еще могу как-то доверять, то им — сомневаюсь… Так что, поверьте, всем будет намного спокойнее, если вы возьмете меня с собой. По-моему, я заслужила небольшой променад.
Глава 10. Желуди и наперстки
На Судебной площади, достаточно просторном пятачке на пересечении двух больших улиц, сегодня проходил процесс по делу «аморальной чужеземки, омывшей свои грязные телеса в священных водах городского фонтана». На импровизированном помосте за длинным столом восседали судья и девять присяжных, сама же подсудимая, ярко выделявшаяся на общем фоне своей огненно-рыжей шевелюрой, стояла со скованными за спиной руками у столба. Столб, вестимо, позорный. В прошлой жизни он был стволом какого-то дерева и, скорее всего, грезил о лучшем будущем для себя, например, стать корабельной мачтой, или сваей, входящей в основу добротного дома… Но мечты не всегда сбываются, даже у деревьев, так что сейчас наш давешний широколиственный знакомый вынужден был терпеть соседство с бывшей пираткой, а теперь — шкипером торгового судна, Шивиллой Гайде, которая на его фоне выглядела какой угодно — задумчивой, скучающей, раздраженной, но только не пристыженной. Поводя затекшими плечами, но стараясь сохранять при этом осанку, девушка вполуха слушала пространные разглагольствования судьи и горько ухмылялась про себя тому, что если уж здесь в такой культ возведено почитание воды, то этому законнику следовало бы экономнее лить ее между строк своих речей. Заблаговременно капитаншу осведомили о том, что с нее взыщут сумму за вынужденное освящение фонтана, накинув еще пару серебряников за так называемый «моральный ущерб», всего-то, но скандал из этого раздули неимоверный. Насколько она поняла местное законодательство об охране культурных и религиозных ценностей, то его суть заключалась в том, чтобы как можно больше унизить провинившегося, заставляя его раскаиваться и в полной мере осознавать никчемность своего поведения. Что-то подобное, только в меньших масштабах, практиковалось в элитных гимназиях, где нашкодивших учеников для их же блага заставляли выстаивать часами в углу коленями на горохе… Только вот Шивилла в своей жизни ни дня не проходила в школу, поэтому такие воспитательные меры были ей в принципе до лампады.
Читать дальше