Однажды, будучи еще на первом курсе университета, маленький умненький Ларри записался на лекцию одного очень именитого профессора, которого давно мечтал послушать. Аудитория в тот день была забита битком, и юный студент, особо не выбирая, занял первый свободный стул… До сих пор неизвестно, по роковой ли случайности или по чьему-то злому умыслу, но стул оказался с подломленной ножкой. Траинен постеснялся подать вид, что что-то не так, чтобы никому не мешать и не привлекать к себе лишнего внимания. А так как лекция уже началась, а пересесть все равно было уже некуда, бедняге пришлось полтора часа балансировать на своей хромой табуретке, силясь не упустить важную информацию и при этом не упасть. Таким сосредоточенным и напряженным, как тогда, он после этого еще никогда не был… до сегодня.
— Так вы уже успели прилично попутешествовать?.. Нет, действительно, не отрицайте. Пусть вы и не открыли какой-нибудь остров или новый морской путь, и не совершали кругосветных рейсов, тем не менее, многие за всю жизнь не испытали того, что уже удалось вам. Да у вас, к тому же, много чего еще впереди.
— Признаюсь, у меня есть такая идея — когда времени свободного будет побольше, а темп жизни станет поспокойнее, сесть за написание книги. Знаете, что-нибудь наподобие путевых очерков… — вдруг судовой врач что-то вспомнил и резко спохватился. — Книга! Ох, силы небесные… — уронив серебряную ложечку в чашку, он достал из кармана серебряные часы и, пусть это и было не очень вежливо, взглянул на них, не скрывая досады за то, что оказалось уже так поздно. — Извините, что-то я непозволительно засиделся… Мадам, вы обещали принести мне книгу, не так ли?..
— Ах да, простите, доктор, я совсем вас уболтала. Кстати, часы у вас просто замечательные. Вы их здесь купили, не так ли? Я сама знаю толк в хронометрах, у меня даже есть коллекция с поистине удивительными экземплярами, ее я бы могла вам показать, будь у вас желание и еще немного свободного времени… Ой, опять я за свое. Всё-всё, полно мне, больше не стану вас задерживать, — хозяйка поднялась к себе и, обернувшись за несколько минут, принесла своему гостю увесистый старый томик, всем своим видом обещавший муторное чтение. Лауритц же уже встал из-за стола, привел себя в порядок, мельком глянув в одно из небольших круглых зеркал, висевшее на стене, и ожидал девушку едва ли не на низком старте, в глубине души опасаясь того, что ему опять предложат что-нибудь, от чего будет тяжело отказаться. — Пожалуйста, вот то, что я обещала. Не стану вас торопить, вернете тогда, когда вернете, самой мне эта книжка сейчас без надобности.
— Я вас уже благодарил сегодня многократно, вряд ли еще одна порция слов будет иметь большое значение, — от души проговорил молодой человек, пряча словарь за пазуху, — но, тем не менее, спасибо еще раз. Знаете, очень редко сейчас можно встретить человека, готового вот так просто взять и помочь незнакомцу, меня очень трогают такие поступки.
— До свидания, Лауритц, успехов вам в ваших поисках. Возможно, какая-нибудь случайность снова приведет вас к моему порогу, а если нет, так приходите сами. Один… или с друзьями… Я буду рада, — и тут на прощанье Нейла сделала что-то уж совсем неожиданное, удивила — попыталась совершенно непринужденно поцеловать доктора в щеку. Неудобно получилось — Ларри, не привыкший к таким повадкам, рефлекторно попытался отшатнуться назад, но девушка все равно его настигла и коснулась его щеки своей. Он так и не понял, что это вообще было…
А в то время как Траинен, позабыв о времени (что было, в принципе, не в его духе), расслаблялся и угощался кофием, его пока еще капитан Шивилла Гайде отсиживала свою прелестную пятую точку в городской тюрьме. Обошлись с ней более-менее гуманно, особенно если сопоставить условия содержания со степенью вины, которую ей вменили. Сидела она в одиночной камере, четыре шага в длину, три — в ширину, раз в день — кормежка казенным пайком, на полу — чистая тростниковая подстилка, а под самым потолком — даже узкое оконце, выходившее прямо на улицу. Правда, последнее капитанша сочла бы скорее недостатком, чем достоинством, так как дворовые мальчишки едва ли не ежечасно толпились у этого зарешеченного отверстия, дабы поглядеть на то, кого на этот раз посадили в тюрьму, а иногда даже выкрикивали что-то или бросали в камеру камешки, проверяя реакцию «рыжей женщины». Можно догадаться, что за такие проделки сорванцы были посылаемы далеко, надолго и каждый раз по-новому, так как запас нецензурной лексики Шивиллы, казалось, был неисчерпаем.
Читать дальше