Через минуту в палату вошел верховный судья — весь в черном, бодрый, как если б зашел поутру. Он, видимо, не подозревал, что уже почти полночь.
— Извиняюсь за столь поздний визит, — начал он голосом неуместно громким для царившей вокруг тишины, — но мне необходима ваша подпись на…
— Забудь об этом. Погляди, кто у нас в гостях, Джон! — Дарэк махнул рукой. — Давай, Атайя, появись для доброго священника.
Принцесса осторожно сняла заклинание. Как только епископ увидел ее очертания в воздухе, попятился в ужасе назад, зашипев от злости. Бумага выпала из руки на пол, тотчас забытая.
— Ваше величество, что же вы застыли? — Глаза Люкина заметались по комнате в поисках корбалового кристалла. — Нужно бежать, ваша жизнь в опасности!
— Не думаю, Джон, — вяло ответил Дарэк. — Атайя убедила меня, что это не входит в ее планы, значит, она пришла за чем-то иным.
— Все, что я хочу, так это увидеть Николаса, — проговорила она, стоя на безопасном расстоянии от епископа. — Он болен, и если тут замешана магия, то, возможно, я чем-то смогу ему помочь.
— Вздор! — заявил Люкин. — Вы хотите снова околдовать его, чтобы он сделал вторую попытку покушения.
— Вы можете пойти со мной и убедиться в обратном, — спокойно предложила она, затем повернулась к Дарэку и произнесла примиренческим тоном, — ради Николаса: — Пожалуйста… он ведь и мой брат. Разреши мне повидаться с ним.
— Сир, вы не должны допускать…
— Конечно, — прервал епископа король. — Я думаю, ты просто обязана взглянуть на то, что натворило твое колдовство. Или этого Мудреца, если ты так настаиваешь.
Вопреки яростным возражениям Люкина Дарэк зажег свечу и повел ее к Николасу. Накинув невидимый покров, Атайя последовала за ними.
Король шагал по коридору, весело насвистывая, отчего становилось жутко. У опочивальни стояли два вооруженных стражника, которые не смогли скрыть удивления, когда его величество с епископом прошли внутрь и подержали дверь открытой, чтобы принцесса тоже неслышно прошмыгнула.
Она давно не была в этих комнатах, где играла вместе с Николасом в счастливом детстве. Сервант из орехового дерева служил неприступной крепостью, нижние полки, ныне используемые для хранения тарелок и кубков, служили лестницей при осаде, по которой надо было забраться перед сражением. Атайя представила эхо детского смеха, однако кругом царила тишина. Сегодня некогда радостное место превратилось в больничную палату. Пришлось отбросить детские воспоминания во имя взрослых забот и трагедий.
Дарэк провел ее через наружную комнату по короткому проходу мимо шкафа принца в спальню. Стало светлей: через открытые ставни падал лунный свет, разливаясь серебром по ковру и одеялам. Король поставил свечу на низкий столик у двери, добавив всему золотистый оттенок.
— Ваше величество, — решил выступить Люкин в защиту принца, на этот раз не так рьяно, — нельзя позволять ей…
— О, Джон, тише. Ты начинаешь брюзжать, как архиепископ Вентан.
От такого сравнения тот тотчас замолчал.
Не обращая на них внимания, Атайя подобралась к кровати. Тяжелые парчовые занавески были раздвинуты, стеганые одеяла сбились у ног Николаса. Ей показалось, что он не спит, хотя и не до конца проснулся. Принц беспокойно крутился под промокшей потом простыней, стонал и шептал себе под нос, словно разговаривал с духами в полудреме.
— Николас? — Она села рядом и коснулась мягких каштановых волос, словно мать погладила больного ребенка. — Ты спишь?
Он отреагировал на ее прикосновение, но не на голос. Перевернулся на спину и медленно открыл глаза, однако взор ударил по ней, словно зимний ветер по голой коже. В глубоких карих озерах проблеснула искорка — он узнал ее, — но тотчас погасла. Будто сознание захлестнуло нечто более всеобъемлющее, помешавшее ему воззвать о помощи, да и вспомнить, что он в ней нуждается. Затем внутренняя борьба исчезла, сменившись пустотой. Николас перешел из мук существования к безумию, которое спасало его от терзаний заклинания, оставляя от человека лишь оболочку.
— Ты узнаешь меня? — прошептала Атайя, зная ответ наперед.
— Я не могу, — ответил он, но не ей. — Голос говорит мне, что я должен, но я не стану.
— Голос… чей голос, Николас?
Его лицо дернулось от боли, глаза взрослого человека засверкали, как у ребенка.
— Это моя армия, — сказал он, вытащив двух деревянных солдатиков. Атайя подарила их на день рождения Мэйлену два года назад. — Маленький мальчик разрешает мне с ними играть.
Читать дальше