Рихтер: Хроники Торинода: вор, принц и воин

– Где мама и Лин?- прохрипел он так, будто долго и быстро бежал. Глаза у него были страшные. Элиа растерялся:

– Я не знаю,- пробормотал он,- Я и вправду не знаю… Может быть на реке.

– На реке,- Дэни обхватил голову руками,- Только не это…

Он, казалось, совсем забыл про брата.

– Что случилось?- спросил Элиа. Дэни посмотрел на него как на незнакомца. Потом переборол себя, схватил его за плечи и, насколько мог мягко, сказал:

– Ничего. Все нормально. Сиди дома, слышишь. Никуда не выходи, хорошо?

– Ладно,- испуганно согласился Элиа. Он бы наверно согласился сейчас со всем, что ему говорили.

– Если придут папа и Ник, скажи, что я ушел к реке. И не выходи из дома!

Элиа посмотрел на бледное, красивое лицо брата и вдруг понял, что они могут уже больше и не увидеться. Он понял это не рассудком, а чем-то, что гораздо древней разума. Понял это и Дэни.

– Береги себя,- сказал он и ушел не оглядываясь. А Элиа вдруг почувствовал себя маленькой песчинкой на берегу океана, не способной ничего сделать, никого уберечь. А еще, он подумал о том, что еще никогда брат не говорил с ним так. Близнецам вообще было не до младшего братишки: у них было много друзей, у них были они сами и они не нуждались в защите. А теперь Дэни сказал, чтобы он, Элиа, берег себя. И ушел навсегда – это Элиа знал неведомо откуда почти наверняка.

Элиа до смерти захотелось распахнуть двери и выскочить вслед за братом, но он не посмел. Так и остался стоять посреди просторной кухни, бессмысленно глядя на плачущий за окном дождь.

За окном вечерело, когда Элиа наконец вышел из странного оцепенения, овладевшего им после разговора с Дэни. Небо все так же было покрыто свинцово-серыми тучами, которые давили своей непроглядностью. В такой день хорошо сидеть дома около камина, думая лишь о чем-нибудь хорошем(например, о целой кружке парного теплого молока).

Элиа решительно вышел из дома и направился к реке. Холодные струи назойливо лезли в лицо, мешая видеть что-либо впереди себя. Очень близко слышались крики и звуки боя: лязг металла, отрывистые приказы воинов. Элиа сжался от холода и нарастающего страха, но упрямо шагал вперед.

У реки орудия врагов ломали древнюю крепостную стену, построенную далекими предками нынешнего тана. Стрелы разбойников, заряженные горящей смолой, попали на соломенную крышу конюшни, раздавалось испуганное лошадиное ржание. Но Элиа не обращал на него внимания.

Кто-то схватил его за плечо. Элиа поднял глаза: это был Рин.

– Ты куда?- спросил он. Рин, грязный и мокрый, тем не менее был при оружии. Он сжимал в руках небольшой, по возрасту, арбалет и колчан со стрелами.

– На реку!- отрезал Элиа,- Пусти!

На лице Рина появилось странное, отсутствующее выражение. Он глухо, отрывисто сказал:

– Элиа, тебе туда нельзя…Ты иди домой.

– Что? Рин, ты с ума сошел? Какого черта?

– Элиа, я серьезно…

– Рин, там моя мама!- прокричал Элиа. Струи воды били его прямо по лицу, и он замучался убирать мокрые волосы со лба,- Там мой брат и моя сестра!

Рин судорожно сглотнул:

– Элиа, послушай меня, их там нет… Слышишь!? Их больше нет, Элиа!

Лицо Элиа, только что яростное, вдруг погасло, посерело. Он бессильно уронил руки.

– Их нет,- повторил Рин,- Они погибли, Элиа. Мне очень жаль.

– Кто?- спросил Элиа, почти не разжимая губ. По щекам, смешиваясь с дождем, текли крупные соленые слезы. Рин покачал головой.

– Сначала Лин и твоя мама, потом Дэни. Он сражался как воин. Я не знал.

Я тоже, мог сказать Элиа, но не сказал. Из горла рвался на волю душераздирающий вой, но Элиа сдерживал себя изо всех сил. Он до крови прокусил губу, только чтобы не закричать и слепо метнулся в сторону. Рин отшатнулся в сторону, увидев какое у него лицо – лицо человека, идущего убивать. Не наказывать, не сражаться, а убивать. Тем, кто знал Элиа, трудно было представить его даже просто злившимся, а уж таким и подавно.

Он побежал к реке, не разбирая дороги. Он бежал, падал, вставал и снова падал и так без конца. У реки он снова упал, поскользнувшись на мокрой глине, и покатился вниз по обрыву. Падение было бесконечное, и в какой-то момент Элиа безразлично подумал, что теперь его уже ничего не спасет.

Его подхватили чьи-то сильные руки.

– Элиа, сынок, ты жив?- раздался до боли знакомый голос. Элиа усилием воли раскрыл слипшиеся ресницы и увидел над собой отцовское лицо, измазанное в саже и глине.

– Мама… она…и Лин…- силился сказать он. Отец остановил его жестом.

– Мы знаем,- сказал он. Рядом мелькнул непривычно серьезный, печальный Ник с оружием в руках.