Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2 - Перекресток зимы и лета

Наконец сам Скородум пришел за княгиней и увел ее от дочери, но Дарована не спала весь остаток ночи. Мысль о возможной потере отца приводила ее в ужас, но она знала, что вмешиваться не вправе. Скородум не захочет купить себе безопасность продажей дочери, и она не властна предать втихомолку Громобоя, который ради ее спасения ушел в Храм-Озеро. Ее право распоряжаться собой кончилось, и горячие слезы мачехи ничего не могли изменить.

В святилище над Храм-Озером, когда прибыли князья, уже все было готово: горели два костра, Повелин ждал, когда ему подадут для освящения оружие князей. Дарована смотрела, как князь Скородум отстегивает родовой меч с тонкими серебряными узорами на рукояти и голубыми мелкими глазками бирюзы, и сердце ее сжималось какими-то болезненными толчками, казалось, вот-вот совсем сорвется… Она помнила этот меч столько же, сколько самого отца; священные знаки-резы на рукояти были первыми, которые она когда-то узнала. В этом мече для нее как бы заключался сам отец и все лучшее, что было в княжеском роду Глиногора: его ум, честность, стремление к справедливости, отвага при защите своего племени, память деда и прадеда. Она смотрела, как меч передают Повелину, как жрец обеими руками поднимает его над священным огнем, призывая на родовое оружие благословение богов. В мече жил дух предков, и в нем сейчас была судьба рода.

Время неудержимо уходило; ничего уже нельзя было исправить, остановить. Как будто пытаясь измерить оставшиеся мгновения, Дарована сошла с места и медленно приблизилась к идолу Макоши, подняла глаза к ее лицу, безмолвно прося совета. Богиня, огромная и величественная, по-обычному бесстрастно смотрела с высоты на свою названую дочь, а под ногами ее лежал вырезанный в дереве сноп из крупных колосьев. Может быть, это последний сноп на всей земле… Никогда больше не вырастет и не созреет хлеб в этих белых полях, где лишь Зимерзла сеет ледяную крупу, если… Если «рыжий оборотень», Громобой, сын самого Перуна, не вернется из священного озера с победой, не вернет в мир весну и не встретится с ней, с Дарованой, как лето встречается с осенью… И она не должна, не должна уступать «трехголовому змею», вдруг прилетевшему за ней издалека, она должна дождаться своего истинного суженого.

– Матушка! – с тоской и страстной надеждой позвала Дарована, вглядываясь в знакомое до последней черты деревянное лицо богини. – Матушка моя, дай мне сил моей судьбы дождаться, моего суженого найти. Не допусти, чтобы за меня мой отец кровь пролил.

Она смотрела, сосредоточившись, надеясь душой уловить ответ божества. И вдруг Макошь медленно повернула голову. Само пространство дрожало и колебалось вокруг нее: сам дух Великой Матери вошел сейчас в этот идол, одно из ее бесчисленных зримых воплощений.

По толпе пролетел изумленный вскрик, и Дарована ахнула. Она уже видела не то, что было раньше: облик деревянного идола растаял, как будто осыпалась вниз скорлупа ореха, и на месте идола оказалась живая женщина с теплыми красками кожи, с блестящими зрячими глазами. У нее было лицо княгини Вжелены, родной матери Дарованы, и весь облик ее дышал здоровьем, силой, бодростью. Это была ее мать, но это была и богиня-мать, которая к каждому из рожденных женщиной обращает тот лик, в котором впервые ему явилась.

Макошь выпустила одну из ручек чаши, что держала перед собой, распрямила руку и указала на озеро. Дарована перевела взгляд: из-под воды вырывался мягкий золотистый свет. Мощные лучи снизу пронзали воду, как будто все дно озера вдруг стало золотым.

Дарована шагнула к озеру, встала над берегом. Сияние быстро усиливалось; оно достигло ослепительного накала, какой уже не могли выдержать глаза, и вдруг белизна его стала прозрачной. И Дарована ясно увидела перед собой огромное пространство синего неба, широкий зеленый луг, гору, и город за стенами на вершине. Однажды она уже видела это – но тогда у стен города черной тучей бушевали велеты, и она бросила Громобою его меч, чтобы помочь ему в битве. Теперь не было ни велетов, ни других живых существ: застывший во всей чистоте и яркости своих красок мир как будто ждал того, кто придет и оживит его. Вначале Дарована смотрела на это видение как будто бы сверху, но чем дольше она рассматривала город, тем выше он вздымался, точно рос, и вот уже его золотые крыши светились из-под самого неба, словно там, за блестящими стенами, живет само солнце. Священное озеро стало для нее огромным окном в другой мир. Уже много поколений люди знали о существовании этого мира и о том, что священное Храм-Озеро есть ворота в него, но увиденное своими глазами подтверждение древних сказаний переворачивало душу.