Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2 - Перекресток зимы и лета

– Но где-то же вы должны встретиться!

– Должны, – подтвердил Огнеяр. – Где-то. Знать бы еще где.

Дарована промолчала. Она могла бы повторить те вопросы, которые задавала сегодня уже не раз, но Огнеяр и так понял, чего она хочет и на что готова решиться.

– Пойдем. – Он взял ее за руку и шагнул к радужной стене. – Не знаю, куда нас занесет с тобой. Но хоть встретим там кого-нибудь умного. Здесь-то мы с тобой сами умнее всех, а значит, надеяться больше не на кого. Должно же где-то быть место, где зима с летом встречаются! Не здесь, значит, там. Пойдем, что ли, поищем. Не боишься?

Он обернулся; Дарована опустила глаза и промолчала. Ее переполняло волнение, сердце сильно билось. Страху не было места в ее душе: она оторвалась от всех прежних представлений и теперь чувствовала себя так, как будто летит в бесконечном пространстве. Но даже если бы она боялась, это ничего не изменило бы. Сила Макоши требовала выхода и толкала Даровану вслед за ее Перуном.

Огнеяр первым подошел к радужной стене, ведя Даровану за руку, остановился. Стена света легко, неслышно колебалась, как будто дышала. Как будто там внутри билось какое-то огромное живое сердце…

– Ну, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! – с серьезностью, противоречащей сказочному заклинанию, сказал Огнеяр. Дарована понимала, что смысл слов не важен: Огнеяр мог сказать что угодно, и его здесь поймут.

А потом Огнеяр шагнул вперед и потянул ее за собой. Дарована невольно зажмурилась: ей казалось, что они войдут в этот свет, и она ослепнет от его нестерпимого блеска.

Вслед за Огнеяром она сделала три шага, и ее охватила темнота.

Плотная стена света подалась легко, только яркая радужная вспышка ударила по глазам, и Громобой зажмурился. Сделав длинный прыжок, он приземлился, мимолетом отметил, что не врезался лбом в дерево, поздравил себя с этим и открыл глаза.

Вот он и в роще. Изнутри она выглядела не совсем так, как снаружи, но поначалу Громобой не усомнился, что попал именно туда. Он был готов к тому, что здесь будет много света, больше, чем на заснеженном предутреннем берегу. Но света здесь оказалось еще больше, чем он ожидал. Никакого снега не было и в помине, все деревья были покрыты листвой, и каждый лист испускал яркое золотое сияние. Стволы были так густо облиты солнечным светом, что казались совершенно золотыми. Над верхушками расстилалось багровое небо с золотыми полосами, как бывает летом на закате, и те же багрово-золотые отблески лежали вокруг, как лежат, чередуясь, лучи и тени в простом земном лесу. При каждом порыве ветра багряное мерцание пробегало по золотой листве и слышался легкий приятный звон.

– Ничего себе весна! – вслух сказал Громобой и только при этом заметил, что опять принял человеческий облик. Он еще не полностью владел собой в этих превращениях, и они нередко совершались помимо его воли. – Куда это меня занесло? Это не Ладина роща, это Золотой Лес какой-то!

– Да так оно и есть, сын Перуна! – сказал кто-то рядом.

Громобой обернулся. С ближайшего дуба на него смотрело лицо: два глаза сверкали ослепительным зеленым светом, прямо на коре открывался широкий рот.

– Ты кто будешь? – без особого волнения спросил Громобой. – Леший, что ли?

– Можно и так звать, – согласился рот, а глаза мигнули. – Никакому лесу без хозяина нельзя. Ни простому, ни золотому.

– Так здесь же Ладина роща была?

– Лада Бела Лебедь не здесь живет! – Верхушка дуба отрицательно качнулась. – Здесь твой отец близко!

Одна из ветвей приподнялась и указала вверх. Другие деревья раздались в стороны, и Громобой увидел небо.

Черная туча так тяжело и огромно висела на багряно-золотом небе, что даже Громобой вздрогнул. В туче мелькали молнии, вспыхивали и гасли, не срываясь вниз, как будто были прикованы к своему обиталищу. Вся туча содрогалась, покачивалась, как будто в лад чьему-то тяжелому дыханию. Громобой смотрел, не в силах оторвать от нее глаз. Туча была напоена огнем и полна всесокрушающей мощью; Громобой всем существом ощущал эту огромную мощь, и дико, страшно было видеть ее скованной и борющейся с самой собой. Она давно созрела, но была лишена возможности вылиться; она накопилась сверх всякой меры, и жутко подумать, что будет, если однажды она все же прорвет свои оковы и вырвется наружу. Целое море багряно-золотого пламени ринется вниз и спалит всю землю, сожжет все живое, а потом погаснет среди пустоты. И опять во вселенной воцарится мрак и мертвенная пустыня… Как тогда, пока Сварог еще не создал своего сына-Сварожича и искры его бессильно гасли в Бездне…