Ф. Голдсборо - Алое колдовство

ПОСЛАНИЕ В КРАСНОМ...

Пайпер достала кошелек. Визитная карточка была где-то там. Она нащупала на дне кошелька какой-то незнакомый предмет.

Брови Пайпер поднялись от удивления, когда она вытащила красную ленту, завязанную узлом посередине.

«Откуда она взялась?» – недоумевала она.

Она уже протянула руку к телефону, чтобы позвонить в службу информации, как услышала позади себя вибрирующий звук. Она обернулась и увидела высокий покачивающийся металлический стеллаж, нагруженный тяжелыми консервными банками.

Она с ужасом смотрела, как стеллаж начал крениться в ее сторону. Пайпер вскинула руки в движении, которое обычно замораживало время. Однако стеллаж продолжал крениться. На мгновение Пайпер застыла на месте, чувствуя, что никак не может вызвать силу, которая спасла бы ее. Она пронзительно завопила, когда полка подалась в ее сторону и тяжелые банки полетели вниз.

«Что со мной? – спросила себя Пайпер. – Что происходит с моими силами? Почему они не действуют?»

Хозяин стоял перед высоким столом, покрытым черным бархатом. Как и у всех остальных в помещении, его высокая фигура была закутана черным балахоном с капюшоном, а на поясе висел смертельно опасный обоюдоострый кинжал. Свет от десятков черных свеч, обрамлявших комнату, мерцал, выхватывая его зеленые глаза. Они пылали под капюшоном, словно два пламени, и, казалось, лишали его лица.

Дом на Колвуд-стрит когда-то слыл самым красивым в Сан-Франциско. Его высокие сводчатые потолки и мраморные полы сохранились до сих пор, но высокие окна теперь заколочены досками, изысканная мебель исчезла, а полы покрывал не один слой грязи. Дом был заброшенный. Он числился опасным для жилья, и его занесли в список на снос. Однако сегодня вечером его заполонили фигуры в черных балахонах, тени от которых плясали на осыпавшихся стенах.

– Сегодня настало время завершать и начинать дела, – раздался в зале низкий голос Хозяина. – Кое-кто притворялся членом нашего семейства. Только сейчас я обнаружил ведьму, которая затеяла игру против нас!

Присутствующие ахнули.

– Сегодня ее двуличию придет конец, – заявил Хозяин. – И мы введем в наше семейство нового члена. Приступим.

Он затянул монотонную песнь на латинском языке. Остальные присоединились. Пока продолжалось пение, мастер-колдун бросил травы в дымящуюся урну, стоявшую на столе. К травам он добавил фиал крови, ножки тарантула и оранжевый порошок, от которого распространился отвратительный запах. Пение продолжалось и становилось громче.

Взяв Кинжал, Хозяин прочертил замысловатый знак в воздухе над своей головой. Когда он закончил, кинжал засверкал. Из его кончика вырвалась зеленая молния и устремилась к хрустальному шару, висевшему в центре комнаты. Молния окутала шар и зашипела. Шар загорелся, озаряя темное помещение туманным белым светом.

– Мы готовы, – объявил Хозяин. – Приведите ведьму.

Два члена семейства удалились и привели связанную женщину с кляпом во рту. Они выволокли ее перед собравшимися и нагнули так, что она опустилась на колени перед Хозяином. Тот подал знак колдуну удалить тряпичный кляп.

– Ведьма, даю тебе последнюю возможность. Ты будешь служить силам Зла? Клянешься повиноваться семейству? – произнес Хозяин.

Молодая женщина изо всех сил стремилась высвободиться из опутавших ее веревок.

– Никогда! – Она сплюнула на землю у ног Хозяина.

– Ты пожалеешь о своем поступке, – прорычал глава семейства. – Поместите ее под хрустальный шар!

– Нет! – закричала молодая женщина. – Пожалуйста!

Члены семейства, стоявшие рядом с ней, отвели ее под сверкавший шар. Хозяин снова завел заунывную песню. Остальные эхом вторили ему. Пение нарастало, ускорялось и становилось громче. Ослепительный свет заполнил помещение.

– Н-е-е-е-е-е-е-т! – пронзительно завопила ведьма. Ее тело задергалось от боли. Она подняла руки, прикрываясь от света.

Кожа ее ладоней начала гореть и пузыриться. Пузыри лопались, обнажая мышцы и кости. Она пронзительно кричала, когда ее кожа стала сползать, стекая по рукам словно расплавленный воск. Мышцы и кости превращались в жидкость, которая капала ей на лицо, растворяя и его. С губ женщины сорвался последний крик боли. Он перешел в тошнотворное бульканье по мере того, как ее лицо окончательно расплавилось. Тело, превращаясь в струйки жидкости, растворялось, пока от женщины не осталась лишь лужа грязи на полу.