Алан Гарнер - Совы на тарелках

— Закружится, если провалишься!

— Нет, у него до этого. Когда еще дотронулся до тарелки. Совсем переменился в лице.

— Я не переменюсь, не жди!

— Будь осторожен!

— Ух, вот они…

Когда Роджер спустился, они вымыли несколько тарелок, поднесли к окну, ближе к свету. Роджер попробовал поскрести одну из них пилкой для ногтей.

— Глазурь сходит, видишь? — сказал он. — Даже ногтем можно. Совсем легко.

— Мне хочется срисовать еще несколько сов, — сказала Элисон. — Пока за окнами светло. Я сделаю их еще лучше. На твердой бумаге.

— Куда тебе столько? Ты сегодня уже выполнила норму. Целых три соорудила.

— Они куда-то подевались.

— Ну, если опять начинаешь рисовать, я пошел, — сказал Роджер. — Сделай одну, и хватит. Все равно все одинаковые… Забрать, что осталось после ужина?

— Я еще не ужинала.

— Разве отец не притащил тебе поднос?

— Нет.

Роджер ухмыльнулся.

— Твоя мать велела ему выполнять обязанности хорошего отца.

— Он не приходил.

— Узнаю своего старика, — сказал Роджер. — Все на свете забывает.

Он спустился вниз, прошел через кухню в заднюю часть дома, где когда-то была маслодельня, а теперь бильярдная комната, остановился у двери, прислушался. Изнутри доносился стук костяных шаров.

Роджер открыл дверь. В полутьме отец играл сам с собою в «снукер». Поднос с ужином для Элисон стоял на сиденье кресла.

— Привет, папа, — сказал Роджер.

— Добрый вечер.

— Зажечь лампу?

— Не надо. Я так просто — катаю шары.

Роджер присел на край стула. Отец ходил вокруг бильярдного стола, ловко укладывая шары в лузы, а со стен, из стеклянных ящиков, на него глядели глаза соколов и сарычей, лис и барсуков, куниц и выдр.

— Не мешают они играть? — спросил Роджер, кивая на все эти чучела.

— Как тебе сказать? Немножко.

— Здесь была маслодельня, пап?

— Или сыроварня, точно не знаю, — сказал отец.

— Гвин что-то говорил мне. Он считает, что раньше здесь тоже был жилой дом, большой такой, где вся семья жила вместе.

— Черт! — воскликнул отец. — Промахнулся. — Он выпрямился, стал натирать кий мелом. — Да, странноватый дом какой-то, — добавил он.

— Одного не понимаю, — сказал Роджер. — Зачем было покрывать старинные стены известкой? Не только снаружи, но и внутри. Вон, гляди!

Он показал на некрасивое прямоугольное пятно возне двери.

— Я в своей жизни видел помещения и похуже, — сказал отец. — Особенно когда только начинал работать. Серые известковые стены, пятнадцатисвечовые лампы. Как в жуткой пещере.

— Но здесь-то не пещера, а вон какой домина! К чему такая заплата?

— Может, сырость?

— Ну да, стены толщиной около метра.

— Может, все-таки протекло? Между балками, — лениво предположил отец. Его не очень интересовала эта тема.

— Когда? Сегодня утром пятна еще не было!

— Откуда ты знаешь, Роджер?

— Точно не было, — повторил тот. — Я учил Гвина играть на бильярде. И никаких трещин и мокрых пятен в стенах не было.

— Не было, а теперь есть, — сказал отец нетерпеливо. — Уже темнеет. Помоги мне собрать.

Они уложили шары в кожаный мешок, водрузили кий на подставку, натянули на бильярдный стол покрывало от пыли.

— Не хочешь, чтобы я отнес Эли ее ужин? — спросил Роджер.

— Да… Ох, то есть нет… Это должен был сделать я. Маргарет сказала мне отнести. Она немного расстроена после этого скандала.

— А как Нэнси?

— Просто невозможна, когда заведется! Но думаю, мы справимся. Говорят, после сильной горячки человек надолго успокаивается… Она совсем взбесилась из-за каких-то тарелок — я не понял толком, о чем речь… Нет, нет, сейчас я сам пойду и поболтаю со старушкой Эли. Как она там?..

Эдисон заканчивала вырезать последнюю сову, когда раздались шаги на лестнице, и в комнату вошел ее приемный отец с подносом. К этому времени она уже поставила взятые с чердака тарелки на каминную полку, а многочисленных бумажных сов посадила, как на насест, по разным углам. Клайв Брэдли толкнул дверь плечом и, пятясь, вошел в комнату.

— Подкормись! — крикнул он. — Извини, что так поздно.

— Спасибо, Клайв, — сказала Элисон. — Что принес?

— Лучший диетический салат имени Нэнси под диетическим майонезом. — Он водрузил поднос возле постели и зажег лампу. — Послушай, какие у тебя славные картинки! Что это?

— Совы. Я сама сделала.

— Очень милые.

— Я тоже так думаю.

— А как у тебя твой… твои желудочные боли?

— Почти прошли, спасибо.

— Завтра будешь на ногах, я уверен.