Валерия Вербинина - Зеркало неба и земли

– Ты лжешь, – сказал Тристан; но голос его странно и глухо звучал в наступившей вдруг тишине. Он перевел взгляд на свой меч: от удара о доспех Морхольта на лезвии образовалась едва заметная зазубрина. Тристан долго и тупо смотрел на нее. Вечерело; он бросил последний взгляд на поверженного богатыря и, опираясь на меч, зашагал к его лодке, оставшейся в тростниках. На берегу у него неожиданно потемнело в глазах, но головокружение прошло так же быстро, как и наступило.

– Он умирает, – сказал Андрет.

– По-видимому, – согласился Ганелон.

– Храбрость не доводит молодых до добра.

– Воистину.

Они замолчали, напряженно вслушиваясь. За дверью, прикрытой вышитым ковром, кто-то стонал и метался.

– И давно это с ним? – осведомился Андрет, хотя и без того отлично знал ответ. Ганелон с понимающим видом наклонился к нему:

– Это Морхольт…

– О да.

– Отравленным оружием…

– Ясно.

– Он умрет, – подытожил Ганелон. – Не сегодня-завтра.

– А что говорят врачи? – спросил Андрет.

Ганелон тяжело вздернул плечи.

– Врачи? Что они могут сделать, друг мой?

Андрет кивнул и прослезился от избытка чувств.

Ганелон вскочил с места – вошел король Марк. Выражение озабоченности не покидало его лица.

– Как он? – спросил король, кивнув на завешенную дверь.

– Плох.

– Очень плох, – поправил Ганелона Андрет и льстиво улыбнулся.

Король Марк промолчал.

– Я бы отдал все свое королевство, – молвил он внезапно, – лишь бы он остался жив.

Ганелон угрюмо глядел в сторону: после Тристана он был основным претендентом на королевский трон. Андрет обдумал фразу короля и нашел ее достойной украсить хроники Корнуолла. Он положил себе непременно записать ее, когда вернется домой. Приняв такое решение, он, как обычно, немедленно забыл о нем.

– Скажете мне, если что-то переменится, – заключил король и вышел.

Андрет скорбно покачал головой и поглядел на Ганелона, но тот был слишком занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на выжившего из ума старика.

А король Марк шел по крытой галерее, и, если бы кто-то попался ему навстречу, он бы наверняка удивился тому, что делал король. Он улыбался.

Дни проходили за днями, улетали, как птицы, утекали, уносились прочь; и по-прежнему между жизнью и смертью держался Тристан, и не было на свете лекарства, способного облегчить терзавшую его боль. К изголовью его являлись жрецы и знахари; приходили и другие, те, кто хотел поблагодарить его за избавление от Морхольта. Но рассудок Тристана не был замутнен болезнью; он видел, что врачеватели бессильны ему помочь, и оттого они сделались ему так же ненавистны, как и пышущие завидным здоровьем докучливые посетители, ради которых он столь опрометчиво пожертвовал собой. Тристан готов был проклинать все и вся на свете; страдания его были невыносимы, и с каждым разом людей, навещавших его, становилось все меньше и меньше. Только верный оруженосец Говернал еще оставался при нем, несмотря на все мольбы господина бросить его диким зверям и тем самым положить конец его мучениям.

Однажды Говернал привел к страдающему Тристану отшельника, который одиноко жил в горах, избегая людей; про него было известно, что он не признает старых богов и поклоняется какому-то неведомому Спасителю, перед которым будто бы должны склониться все прежние идолы. Об отшельнике шла молва, будто он великий ведун. Говернал подстерег его, когда он утром покинул свою убогую хижину, бросил его на круп коня и привез в Тинтажель, где стоял замок короля Марка.

– Ну, колдун, – отрывисто сказал Говернал, – покажи, что ты умеешь.

Отшельник был худ и сед; годы, проведенные им вне людского общества, заметно состарили его. Тристан застонал.

– Воды…

Говернал поспешил подать воду; Тристан припал к кружке, но не смог сделать и глотка, и вода пролилась ему на грудь. Он грубо выругался и тут только заметил отшельника.

– Чего тебе надо? – злобно спросил больной. – Убирайся!

Говернал хотел было вступиться за того, кого он считал колдуном; но старик поднял раскрытую ладонь, призывая его к молчанию.

– Ты тяжко болен, – сказал он, – но это болезнь тела, не души.

Тристан дышал хрипло, с трудом, исподлобья глядя на странного старика.

– Не в моей власти помочь тебе; но от всякого яда потребно быть противоядию. В этой стороне ты его не найдешь.

Говернал, крайне разочарованный словами отшельника, в сердцах сгреб его за шиворот и хотел было выставить вон; но Тристан неожиданно шевельнулся, подав знак, чтобы он остановился. Оруженосец отпустил старика и почтительно отступил в тень.