Мария Семенова - Бусый волк. Берестяная книга

Вот дядька Родосвят рассказывает ему, что, похоже, род Серых Псов перестал быть насовсем, но какая ссора вышла у них с сегванами и кто первый занес оружие на соседа — не ведомо пока никому. А он, Твердолюб, не поняв еще, зачем большак это ему говорит, со странно-деловитым спокойствием рассуждает о том, кого и как надо будет звать на подмогу для мести.

Вот в ответ на перечисление веннских колен большуха называет сегванские племена, в разное время переселившиеся на Берег. Венны могут не потерпеть расправы над Серыми Псами, но и сегваны вряд ли им спустят. У Винитария тоже найдутся родственники, побратимы, друзья. Которые скоро проведают, как на Све-тыни вырезали лучших мужей острова Закатных Вершин. А это значит — через год-два жди большого немиръя. Такого, что нынешняя беда занозой в пальце покажется.

— Помнишь Тужира Гуся? — тяжело наваливаясь на палку, спросил Родосвят.

Кажется, именно после этих слов Твердолюб как следует понял, что для него все кончилось. Совсем все. Сразу и навсегда.

Он поклонился чужим людям, так и не ставшим для него родными, и молча пошел за ворота. Даже не взяв с собой лук, без которого ни один венн в лес не пойдет и который висел теперь в Бажаниной клети. С одним поясным ножом, без которого венну вообще никуда. Этим ножом он до сих пор резал только хлеб, но, видят Боги, уже завтра маленький клинок изопьет смертной крови и к хлебу больше не прикоснется [44] В нашей реальности этот обычай прекрасно по мнят в охотничьей среде и в войсках, занятых боевы ми действиями. Кажется, о нем не подозревают только киношники, у которых крутые спецназовцы и салат, и врагов крошат одними и теми же тесаками «имени Рэмбо». . Если Твердолюбу после этого нужен будет хлеб…

…Ясное дело, Росомахи никуда его не пустили, потому что уже любили его, уже считали Бажаниным женихом и не собирались отпускать на погибель. Крепкие Родосвятичи остановили парня возле ворот… Это Твердолюбу тоже запомнилось скверно. Сам дивился потом, как у них там же не докатилось до смертоубийства, обошлось синяками и расшатанным зубом. Наверное, в угаре все же помнили себя и своих. И еще вроде бы мелькало белое лицо Бажаны, которой Родосвятичи все были братья… Тверду закалачили [45] Закалачили — сейчас мы говорим «скрутили», загнули за спину. Имеется в виду форма традицион ного калача. руки и связали, как вяжут зверя, которого поймали в лесу и хотят живого донести домой — приручить. Чтобы ни удавиться в путах, ни высвободиться не мог. И чтобы кровяной ток в жилах не прекращался…

После чего положили в клеть, между кадками и мешками:

— Полежи, парень. Охолони. После рассуждать станем…

Бажана села на пороге за дверью. Время от времени она окликала его, в голосе звучали слезы, но он ей не отзывался. Был занят. Увидел на одной кадке деревянную ложку, сбросил на пол и погрыз ручку зубами, чтобы получились зазубрины. Перекатился, взял ложку связанными руками и, уперев одним концом в пол, начал пилить веревки. Хорошо, ложка попалась кленовая, зазубрины истирались нескоро…

Росомахи славились тем, что все делали добротно и прочно. Родосвятова клеть исключением не была. Твердолюб потратил полночи на то, чтобы разобрать бересту на крыше и осторожно разорвать дерн. Немиръе, случившееся у соседей, заставило Росомах поставить вдоль тына нескольких сторожей, но они смотрели наружу. Парня, махнувшего через тын изнутри, только проводили изумленные возгласы.

Твердолюб так и не узнал, гнались ли за ним. Наверное, не гнались. В конце концов, свою судьбу каждый выбирает сам…

Оусый молча плелся за Извергом. Если бы дома, если бы родными веннскими холмами, еще неизвестно, кому за кем плестись бы пришлось. Но здесь, в этих безбожных горах…

Ноги, налившиеся свинцом, едва повиновались, а голову то стискивала ломающая затылок боль, то окутывала дурнотная тошнота. Больше всего хотелось распластаться на острых камнях где-нибудь в тени склона и умереть от усталости. Надо полагать, это произошло бы достаточно скоро…

Бусый намечал себе впереди очередное смертное ложе, дальше которого он совершенно точно не сделает ни шагу, и — вновь и вновь — оставлял его за спиной. Ему было не до того, чтобы вбирать в себя незнакомый облик этой горной страны, он вообще почти не взглядывал по сторонам, но когда приходилось… Ох.

Внезапные пропасти, отвесные раскаленные скалы, беспорядочные нагромождения громадных камней, обманчиво упокоенных на крутых склонах. Эти валуны были готовы от малейшего толчка покатиться вниз, увлечь за собой тучу крупных и мелких собратьев, в кровавую слизь растереть всякого, кто подвернется… Да разве можно вообще здесь людям ходить? Да еще так, как шел Изверг? Без дорог и даже без козьих троп. Все время меняя направление. Всякий раз выбирая из всех возможных путей самый худший…