Мария Семенова - Бусый волк. Берестяная книга

Ульгеш нахмурился, сопоставляя, и высказался за обоих:

— Он что, получается, твоих Стражей потомок?…

Разговоры разговорами, а за день Бусый уработался так, что уснул, едва добравшись до лавки. Как тянул на себя овчинное одеяло — помнил потом, а как голова ткнулась в подушку — уже нет. Падая и проваливаясь, успел только позвать: «Таемлу! Приснись мне, Таемлу…»

И кажется, еще улыбнулся, потому что плохие сны его в этой доброй, освященной домашним очагом избе настичь ну никак не могли.

Таемлу действительно приснилась ему — как всегда, на ромашковой лужайке, залитой солнцем. Только сегодня она не плясала, а стояла грустная и какая-то задумчивая, особенно поначалу. Увидев Бусого, Таемлу, впрочем, захлопала в ладоши и засмеялась — радостно и беззаботно, и у него тут же отлегло от сердца.

Хоть и успело екнуть это сердце от некоего предчувствия, смутного, но весьма нехорошего…

Бусый уже приготовился было начать по-веннски степенную беседу, расспросив для начала о здоровье батюшки Таемлу, но шустрая девка, конечно, опередила его:

— Не журись, Красивый Бельчонок!.. Ой, или Красный, все никак не упомню?… Отец милостью Кан Милосердной наконец вжиль пошел! [8] Вжиль пошел — собрался выжить. И про тебя я все знаю! Как Луна вас от смерти лютой укрыла!

— Верно, — удивился Бусый. — А откуда сведала-то?

— Да в чаше увидела, когда говорила с Богиней. Я ведь что ни ночь прошу у Нее толику мудрости — для себя и частицу силы — отцу. А ты… — Таемлу даже немного смутилась, — ты же мыслей моих не покидаешь… Богине ли того не знать? Она мне и открыла…

— А-а-а…

Бусый постарался напустить на себя умный вид, но Таемлу, конечно, не обманул.

— Что «а-а-а»? — передразнила она. — Все знаю, все видела!

— Все видела?

Бусый даже испугался. Верно, он помнил, как Таемлу незримо для прочих ликовала с ним рядом, когда Змееныша разметало безобидным соленым дождем. Значит, и страху вместе с ним натерпелась, когда смерть к деревне летела?

— Да не о том я! — Таемлу, как обычно, подслушала его мысли. — Неужели забыл? Книга берестяная, вот я про что! Которую Богиня Кан тебе в камне явила!

— А я теперь знаю, что в ней написано, — похвастался Бусый. — Мне знаки запомнились, а Ульгеш прочитал.

У девочки разгорелись глаза.

— Ну и что там?

Бусый пересказал надпись на берестяной странице.

Таемлу задумалась.

— Дивно, — проговорила она наконец. — По всему получается — жрец Богов-Близнецов написал. Только я не слыхала, чтобы они сказания иных вер с таким уважением когда поминали, а уж записывать… Их послушать, все Небо одним Близнецам отдано, а иных Богов нет!

Бусый пожал плечами. Он-то знал, что Сегванские острова ограждал от злых великанов громовержец Туннворн, вельхи чтили Трехрогого, а за Ульгешем присматривало Мбо Мбелек Неизъяснимое. Ну и что?

— Да ладно, пусть их! — махнула рукой Таемлу. — Лучше скажи, что дальше в твоей книге написано?

— Так ведь… Я же только первую страницу и рассмотрел! Деревянная крышка откинулась, я и…

— Погоди, но ее кто-то спас из огня! Спас! И прятать унес! Значит, можно еще ее полистать!

— А Луна, — подхватил Бусый, — на убыль нынче пошла, но кругла еще…

— Ну так просыпайся и беги, лежебока!

— Спасибо, Таемлу! Батюшке кланяйся!

— Да хранит тебя Владычица Кан…

Последние слова Бусый дослушивал, уже поднимаясь с лавки.

Босую ступню, коснувшуся пола, тотчас облизал горячий шершавый язычок. Волчонок Летун, сразу и навсегда признавший Бусого за своего друга, ночевал тут же, под лавкой. И не просто ночевал. Стерег, оберегал его от возможной напасти. Хотя сам был еще очень слаб.

Бусый ласково взъерошил шерсть на голове малыша. Шепнул в ухо, тихонько, чтобы не разбудить никого:

— Поправляйся, дурачок, вместе в лес будем бегать… А сейчас — один пойду. И не скули! Куда тебе со мной, наперво стоять как следует выучись!

Едва высунувшись из дома, Бусый понял: нынче ничего не получится. Луну то и дело затмевали облака, ночь выдалась холодней предыдущей, с реки тянуло не зябкой свежестью, как вчера, а промозглой сыростью, ощутимо гнавшей назад, в избяное тепло. Все-таки Бусый вышел на то же самое место — к обрыву над Звоницей, хоть и понимал, что делает это зря. Спины лесистых холмов все так же поднимались одна из-за другой, уходя к далекому горизонту, их то кутали летящие тени туч, то заливал холодный лунный огонь… Бусый смотрел вдаль, стоя на ночном весеннем ветру, и никак не мог уловить, вспомнить, вызвать в себе то чудесное единство с небом, лесом, речкой, со всем миром… С иными мирами, иными, незнакомыми гранями Великого Целого…