Андрей Белянин - Ааргх в эльфятнике

О, а это вроде шутка речи? Но ааргхи напрочь лишены чувства юмора, это я помню. Мне ещё пришлось как следует встряхнуть обоих (хорошо ещё не выжать!) и, так же держа на весу, поставить поближе к огню. В круглых гномьих глазах плескался один невысказанный вопрос: за что?!

– Эшли попросил, – без стеснения сдал я хозяина.

Туром с Нетуромом переглянулись, кивнули и взялись за топоры.

– От вас пахло домашним скотом, – даже не поведя бровью, бросил племянник главнокомандующего. – А это сбивало маскировку. Я не буду лишний раз напоминать вам о значимости нашего похода, если, конечно, вашей тайной целью не является его полный провал и последующее вслед за этим сокращение поголовья эльфов…

Опа! Вот такой изощренной дипломатии я ещё не видел никогда, моё уважение к ораторскому таланту юного графа резко взлетело на недосягаемую высоту. Вспыхнувший Эландер мигом схватился за лук и героически прикрыл спиной Эшли, теперь гномы и покоситься не могли в сторону моего хозяина, чтоб стройный эльф не заподозрил их в срыве похода. А ведь именно он нас нанял, и идём мы, авансированные эльфийским золотом, а значит, обязаны костьми лечь, но до конца исполнить нелёгкий долг наёмника.

– Пожалуй, я тоже быстренько окунусь. Позаботьтесь об обеде, друзья мои… – Эшли мягко улыбнулся и приятельски похлопал бородачей по мокрым кольчугам. – Ну вот, теперь на вас радостно посмотреть и приятно понюхать. Свежеополоснутый гном источает нежный аромат фиалки, не правда ли?

Туром и Нетуром нервно уставились друг на друга, посмотрели на сощурившегося эльфа, потом на меня, молча отложили боевые секиры и, обнявшись, заплакали. Ничего, это чисто психологическая травма, это быстро пройдёт, от гигиены ещё никто не умирал…

– Ааргх не скажет никому позор про гномий?

– Гр-р-р! – Я честно и благородно постучал себя кулаком в грудь.

– За эльфом, однако, следи, прирезать нас как бы не вздумал ночью, – подумав, добавили родственники. – Станется с них, остроухих маньяков такое…

Это, конечно, было излишним, не стоит так уж запугивать своих же. Я отошёл по узкой кромке берега, зачерпнул чистой воды, утолил жажду и без спешки вернулся к костру. Развязал мешок с продуктами, разломал на куски хлеб, накрошил крупными ломтями сыр и жёсткую солонину из дикого мамонта. Было ещё вино, но его разумнее приберечь до лучших времён.

Наш вождь, хозяин и командир сплавал на середину, вернулся обратно, оделся и подскочил к обеденному столу, освежённый и воодушевлённый. Впрочем, почти как всегда, у этого городского парня вечно в одном месте бурлит неиссякаемый источник оптимизма. Слишком бурно временами, но мы привыкли, пусть уж. Кто без недостатков, мы, что ли?!

Поэтому первая же произнесенная им фраза застала меня врасплох:

– О небо, как же хорошо и как я вас всех ненавижу!

Мне показалось, что я ослышался. Но нет, мой благороднорождённый хозяин закатал рукава и продолжил:

– Да-да, всех! Особенно этого тощего уродца Эландера, который не по-товарищески увёл у меня рыжую Эльзу. Эландер, ты урод, слышишь?! Где он? А, неважно… потому что гномов я ненавижу ещё больше! Вы – два грязных, волосатых, укороченных выродка с дебильными мордами и полным отсутствием хоть какого-то мозга, даже костного! Будь я на вашем месте, давно бы выпил яду или убил себя лбом об стену!

Моё сердце дёрнулось и упало куда-то в левую половину живота. После таких оскорблений я бы даже с нашей хвалёной реакцией не успел перехватить в воздухе два гномьих топора. Но произошло иное…

– Он сказал, дебилы мы что?

– Нет, сказал он, дебил ты, не мы, лишь ты, только!

– Сам дебил ты, понял ли, нет?!

– Я не дебил, тебя именем дебил сам обозначил он!

– Ах ты, дебил, получи же!

– Сам получи, дебил, тебе, на!

И, отбросив тяжёлые секиры в сторону, четыре гнома кинулись мутузить друг друга. А почему это, интересно, я решил, что их четыре? Их же шесть! Точно, шесть, что ж я, до восьми считать не умею? У нас, ааргхов, столько же пальцев на руках, как и у людей, а считать по пальцам до двенадцати проще простого!..

– Но больше всех-превсех на свете я ненавижу эту тупоголовую груду жира и дряблых мышц, этого трусливого самозванца, неизвестно каким образом втёршегося ко мне в доверие, это чудовищное порождение пьяного сверчка и сбрендившей на белене коровы, этот упрёк гинекологии, тупиковую ветвь развития, именуемую ааргхом! Я бы мог говорить о нём долго, но… Давайте я лучше просто придавлю его одним пальцем!