Алла Дымовская: Полночная радуга

На бал, я, разумеется, опоздала. Оттого и приглашение не понадобилось. Его попросту некому было показывать. Так всегда и случается. Сначала проверяющие стоят как недремлющие Аргусы на посту у яблочного сада, а после, когда основная масса гостей пройдет, ищи их, свищи. И заходи, кто хочет, лишь бы вид был приличный. Стража едва в приветствии стукнула алебардами, один, самый наглый, даже подмигнул. Ну, я не в обиде, в отличие от трактирных дочек, на недостаток красоты никогда не жаловалась. Гордо проплыла мимо нахала в своем белоснежном платье.

Но это я так, для красоты сказала, что проплыла. Вернее выйдет – прошагала, словно фельдфебель на карауле возле кухни главнокомандующего. Все проклятые теткины туфли! Ногу в них согнуть было совершенно невозможно и развить скорость больше черепашьей – тоже. В общем, вышагиваю я себе по коврам. А про себя повторяю: «Только бы не упасть!» Это потом мне уже Альберт наболтал, будто я шла прекрасная и независимая, как королева, чинно и с благородством в осанке. А я чувствовала себя визирем-казнокрадом, которого турецкий султан посадил на кол.

Тут меня тихонько взяли за локоть. И такой вкрадчивый, уксусный голос мне и говорит:

– Пожалуйте за мной. – Затем длинный, разодетый павлином дяденька ведет меня куда-то.

Так что официальная версия произошедшего далее – досужие басни и гнусная клевета. Ни на какой танец принц Дезидерий меня не приглашал. Все сделал его гофмейстер по приказу. Принцу, видите ли, зазорным казалось первому подходить к незнакомке. Но он меня заметил сразу, это да! Спасибо теткиным туфлям! Принц оказался еще тот фрукт, я поняла это с первого взгляда. Избалованный мальчишка, которому все не так. Ему даже и в голову не приходило, что кто-то может быть против его общества и высокомерного обращения, под коим он подразумевал ухаживание за девицами. Признаться по правде, за весь вечер он вообще не сказал никому из гостей ни слова, кроме меня. Как я узнала, для принца это было дело обычное. Короткий кивок избранным, и с них довольно. А тут он расщедрился на целые две фразы:

– Как вам нравится бал? – и, не дожидаясь ответа: – Ни в коем случае не наступите на мою мантию!

Очень надо наступать на его мантию! Да я вообще бы никуда не наступала, а лучше присела в уголке, пытка теткиными туфлями сделалась невыносимой. Так мы с принцем и танцевали, как два оловянных солдатика. Ему это очень понравилось. К моему проклятию, он пригласил меня на следующий танец. Я, ей-богу, еле дожила до прощального реверанса. А потом принц куда-то пропал. Я только-только оглядела зал в поисках свободных кресел или, на худой конец, буфета, как опять подлетел ко мне павлин придворный и потащил за собой. И давай мне бубнить в ухо:

– Его высочество хочет вас поцеловать. Так вы закройте глаза, иначе он останется недоволен.

И увлек меня в угол за огромную бархатную занавеску. Наглость, конечно, ужасная. Но, во-первых, все же принц, а моему отцу и так хватает неприятностей в жизни, во-вторых, после туфель мне было все равно, хоть целоваться, хоть на костер инквизиции, хуже бы не вышло.

Я закрыла глаза и стала ждать. Не очень долго. Меня и в самом деле кто-то поцеловал. Потом еще раз, понравилось, наверное. И тут часы дворцовой кордегардии начали бить изо всех сил. Я от нечего делать считала. Целоваться с принцем было удовольствием маленьким, как и танцевать, то же самое, что с деревянным Щелкунчиком. Однако когда счет мой дошел до двенадцати, я пришла в ужас. Все, конец! Ладно, парочка лакеев-остолопов, но если напьется кучер! Вдобавок от тетки влетит по первое число. Мне сразу же стало не до принца. Я выбрала паузу в поцелуях и вылетела арбалетной стрелой вон из-за занавески. Только куда убежишь в теткиных туфлях, ноги переломаешь. Пришлось скинуть на ходу обувь, и, естественно, один башмак я безвозвратно посеяла на бегу. Тетка теперь убьет, но и возвращаться было неблагоразумно. После моего бегства сзади слышался нехороший шум вроде: «Держи ее, держи!» Как же, сейчас! Еле-еле успела домчаться до кареты. И вовремя – теткина прислуга уже обсуждала возможность похода на королевскую кухню или в ближайший кабачок. Кажется, мое появление их сильно удручило, чтобы не сказать большего.

Настоящие неприятности начались на следующее утро. Причем со всех сторон. Госпожа Курдюк ела меня поедом за то, что я умотала прочь, даже не удосужившись намекнуть на ее семейство принцу или хотя бы представить своих сводных сестер гофмейстеру. Тетка Лавиния лежала в тихой истерике от утраты половины наследства, доставшегося ей от возлюбленного, то есть пары к хрустальной туфле. Она все причитала – так, что слышно было даже в полуподвале кладовой, – сколь опасно делать людям добро. Под этим она, наверное, подразумевала пытку ее дьявольской обувью. И кричала еще, что лучше бы я потеряла все драгоценности и жемчуг вместо ее обожаемой реликвии. Ага, о себе хорошей мечтать не вредно! Если бы я посеяла хоть одну жемчужину, тетка Лавиния принялась бы вопить так, что и в столице было слышно! Отец тоже сокрушался на чем свет стоит, со страхом ожидал немедленной конфискации замка и всех угодий. В общем, в нашем доме поднялся гвалт почище, чем на птичьем дворе, когда выбирают гуся на Рождество. Ничего, право слово, я не ждала хорошего от столь идиотского времяпрепровождения, как королевский бал, но не до такой же степени!