Дмитрий Стародубцев - Шерас

Освобожденному вернули лошадь и поклажу. ДозирЭ вскочил в седло, выехал на площадь, быстро огляделся, что-то соображая, и направил Хонума кратчайшей дорогой к Десятым городским воротам. Как и посоветовал гиоз, он поспешил прочь из города, который до этого момента никак не хотел его отпускать.

Широкая воротная дорога вела за город. Сначала по обеим сторонам шли пышные многоярусные дворцы высшей знати с громадными гранитными лестницами, утопающие в многолетних садах. Потом тянулись квартал за кварталом дома богатых горожан — крепкие фасады этих зданий обычно подпирались колоннами, увенчанными капителью с дивным резным орнаментом, а стены в большинстве случаев были украшены фризами и инкрустацией по мрамору, внутренние помещения же обычно затенялись на окнах ажурными экранами. Часто встречались старинные храмы изумительной архитектуры, акелины со скульптурными порталами, Театры с открытыми подмостками, купальни, конюшни, ходессы.

ДозирЭ с трудом пробивался сквозь людскую толпу, нередко выслушивая в свой адрес крепкую брань. Он обгонял множество ручных и конных носилок, с раздражением объезжал медлительные повозки, груженные каменными блоками; ему пришлось долго плестись в хвосте бесчисленной колонны цинитов, обходить одну за другой колесницы и преодолевать шумные торговые караваны чужеземцев.

Ослепительный солнечный шар расположился вверху над самой головой, накрыл своим жирным фиолетовым телом макушку неба и беспощадно поджаривал. Всё было раскалено, словно в кузнице: воздух был сух и горяч, о железные пластины панциря можно было обжечься. Утомленные небывалой жарой путники, забыв обо всем, в одиночку и группами сворачивали в городские кратемарьи, встречавшиеся на каждом шагу, и там, упиваясь тенистой прохладой и свежей моросью фонтанов, смывали с губ дорожную пыль и лениво переговаривались о том, что великое светило наконец решило полностью изжарить этот несовершенный мир.

Молодой человек пересек по двухъярусным арочным мостам три широких водных канала и попал в толчею недалеко от ристалища Могула. Сегодня здесь были назначены бои самых известных капроносов, съехавшихся со всей Авидронии, да еще с участием диких животных, поэтому тысячи зрителей старались поспеть к началу представления.

ДозирЭ с трудом выбрался из давки, отвесив самым отъявленным наглецам, вставшим на его пути, несколько внушительных затрещин, и вскоре попал на окраину города, где дорога была шире и свободнее. Следуя мимо безликих многоярусных домов, зданий казарм, грязных мастерских и лачуг бедняков, он наконец выехал к Десятым городским воротам и без помех покинул Грономфу.

Духота спала, повеяло свежестью открытых пространств. Хонум, почувствовав свежие травы, заржал и потянулся мордой в сторону пологого склона, покрытого ослепительным цветочным ковром. ДозирЭ приструнил мерина, но и сам вздохнул свободней. Он коротко оглянулся на город, занявший причудливой каймой всю линию горизонта, и пустил коня рысью.

Вскоре он остался на дороге один. Теперь ему не встречались ни путешественники, ни повозки, ни всадники; только где-то далеко впереди маячила фигурка одинокого путника. ДозирЭ некоторое время двигался за ним — человек шел споро, казалось, ничуть не уступая в скорости Хонуму.

Приблизившись на расстояние полета стрелы, ДозирЭ различил женщину в длинной голубой плаве. Она шла быстро, почти бежала, несмотря на увесистую поклажу в обеих руках. Подъехав ближе, юноша увидел девушку маленького роста с тонкой талией и плотным пучком светлых волос на затылке, схваченных красной лентой.

ДозирЭ приободрился, оправил одежду и выпятил грудь. Он поравнялся с путницей, и та обратила к нему свое лицо. Молодой человек жадно вглядывался в ее юные черты, и сердце его тревожно затрепетало. Где-то он уже видел эту прелестную незнакомку.

Девушка смотрела на него почти равнодушно, может быть, даже чуть испуганно, но прошло мгновение, и ее тонкие брови в удивлении приподнялись.

— Много же тебе понадобилось времени, рэм, чтобы выбраться из Грономфы, — сказала она иронично. — Не боится ли мужественный воин пропустить все битвы этой новой войны?

ДозирЭ пригляделся и узнал в незнакомке вчерашнюю девушку в окне акелины — обнаженную богиню любви, образ которой всё это время не выходил у него головы. Он не мог поверить такому совпадению.

— Так, значит, рэмью — люцея Инфекта? — поинтересовался он.

Авидронка гордо приподняла подбородок.