Валерий Иващенко - Месть Проклятых

- Дай мне имя! - этот рычащий вопль взлетел выше звёзд.

Мирдль мило улыбнулась, и губки её решительно раскрылись.

- Имя тебе? Да перебьёшься. Исчезни, сгинь!.. - она чуть не добавила "мерзость" - но вовремя спохватилась. Это ведь тоже имя?

От разочарованного вопля заныли зубы, задрожали горы и вскипело горное озеро где-то внизу. Исполинский сгусток мрака запрокинулся, задрожал, и медленно упал навзничь в тьму меж гор. Заполнил её собою, а потом втянулся тонкой струйкой чёрного дыма в по-прежнему открытую книгу.

Дурачок, на что он надеялся?

Всё исчезло, всё стало как было, лишь потрескивал вокруг нагретый за день и теперь остывающий камень. Да задумавшаяся Мирдль склонила лицо, выбросив из головы всякую чушь. Вот она, истина, лежит себе смирнёхонько, притворившись обычной книгой. Только кому она нужна... такая? Кому станет легче от этой истины?

От шаловливой улыбки молодой красавицы сжавшийся в испуганный комочек мир осторожно раскрыл один глаз и робко осмотрелся. Затем другой. Несмело шевельнулся в горних высях ветер, на пробу ухнул филин где-то далеко внизу. Осыпались камушки на склоне, и им вторили звёзды, от испуга сыпанувшие вниз росчерком искр. Ладно уж, мир - живи себе, как прежде... Мирдль встала с сиротливо и невесть зачем оставшегося на вершине изящного каменного трона, танцующей и опьяняющей походкой дриады и женщины скользнула к раскрытой книге. Тень уходила, и следовало торопиться.

Зелёная змейка с запястья зашипела сердито и недовольно, осознав беззвучный приказ. Но ослушаться не осмелилась, и на том спасибо. Склонила с женской ладони изящную головку, слизнула ядовитым язычком одно-единственное слово со страницы. А затем покорно распрямилась и затвердела прямой заострённой палочкой.

- Хм-м, новое имя... - Мирдль на миг задумалась. А затем фыркнула смешливо и, наобум выхватив из головы неудобоваримое сочетание букв, тут же принялась вписывать на освободившееся место.

- И-е-г-о-в-а, - от усердия она даже высунула кончик язычка. - Ну, я учудила... Надо ж такую ерунду выдумать!

Женщина быстро выхватила из перекрестия радужных теней книгу, положила на сгиб встревоженно блеснувшего глазками Змеёныша. С ненавистью плюнула на страницы, и с силой захлопнула. Затем выхватила неистово и испуганно затрепетавшую чёрную шпагу - и с лёгкостью, насквозь пронзила ею Книгу Бытия. Подумав, сообразила, что к Тьме для вящего Хаоса не худо бы добавить и Свет. И тут же пришпилила истекающую ядовитым дымком и так и норовящую открыться книгу ещё и светящимся клинком. Отшвырнула в сторону подрагивающее от брезгливости оружие.

- Вот так! А ты, Змей, сопровождай, - молодая женщина усмехнулась. И с силой, которую никто и заподозрить бы не смог в столь изящном теле, запустила старый и бесконечно уставший фолиант в полёт.

Отсюда - и в бесконечность. Промежуточные остановки в Никогда, Нигде и далее в Незачем. Короче, сами там разберётесь, не маленькие.

"Те, кто утверждают, что наш мир прекрасен - мягко говоря, грешат против истины. Но верно и то, что вовсе неправы и те, кто уныло плачутся об окружающей их мерзости и тщете всего сущего. Мы сами приносим в мир всю грязь и суетность, раздвоенным и лживым языком - а пуще того отвратными помыслами и деяниями. Что ж удивляться да сетовать потом, что всё то возвращается к нам стократ, щедро выливаясь на голову ушатами житейских нечистот и тяжкими ударами роковых потерь? Как аукнется, вестимо, так и отрыгнётся.

Ведь бог это не седой благообразный старикашка, что с нездоровым любопытством вуайериста подсматривает за нами из-за облаков. И не грозная воительница с огненным взором и карающим мечом в руке, как воображают себе некоторые не очень умные личности. И уж вестимо, не Небесная Кобылица немытых кочевников, скачущая в вечность и обращающая в новые миры комья летящей из-под копыт грязи.

Оглянитесь вокруг и раскройте пошире глаза. Бог - это весь мир вокруг нас. От рождения и до ухода все мы обитаем на гигантском алтаре и творим священный обряд, именуемый жизнью. Всё, что мы сделали или не сделали, тончайшими нитями причин и следствий растекается повсюду, меняя бытиё наше, близких нам, а иной раз и весьма дальних и совсем незнакомых. Расцвечивает запутанным, пёстрым и ярким кружевом сумасшедшей вышивальщицы диковинный узор жизни на сером ничто слепого случая.

Так было, так ныне и так вечно будет. В каждом из нас есть частица бога - и каждый из нас есть частица его. Так взыскуйте же сладость существования, не горечь подлости. Ибо всё нами содеянное к нам же и вернётся - в том или ином виде, а то и к тем кто нам близок и дорог.