Вад Капустин - Орки плачут ночью

Дориана, наконец, осталась одна. Она уселась на диван, застеленный зеленым покрывалом, и обвела взглядом отведенное ей жилище. Комнатка была небольшой и не слишком уютной. От каменных плит пола тянуло холодом, несмотря на покрывавший их полосатый коврик, перед диваном лежала шкура какого-то, неизвестного Доре зверя. На стенах висели потертые гобелены. К глубочайшему сожалению девушки, зеркала в комнате не оказалось. У противоположной стены в глубокой нише со стоком стоял небольшой металлический таз с холодной водой и деревянное ведро, рядом – два стула с каким-то тряпьем и массивный столик у окна. Тряпье оказалось чистым нижним бельем, кажется, вполне подходящим для Доры. На одном из стульев стояла склянка с липкой розовой жижей, заменявшей на Кьяре мыло и шампунь. Все выглядело так, как будто к ее появлению подготовились заранее. Пленнице давали возможность помыться и переодеться.

На столике лежало несколько книг. Девушка поднялась, чтобы посмотреть книжки, и, подойдя к окну, услышала негромкое пение. Она прислушалась. Звонкий детский, нет, девичий голос пел на эльфийском языке наивную детскую песенку:

И не бойся страшного, И не верь неверному – Не пропустишь важного, Не поддашься скверному.

Добрая бесхитростная песенка показалась хорошим предзнаменованием. Вот она, эльфийская пленница! – с довольно неуместным в таких обстоятельствах восторгом подумала Дориана. Любовные романы о заточенных красавицах были ее любимым чтивом, начиная с двенадцатилетнего возраста. Не особо задумываясь о последствиях, девушка повернула отцовское кольцо, включая невидимость, выскользнула из комнаты, незамеченной прошмыгнула мимо равнодушных охранников, по-прежнему игравших в камешки, и поднялась на седьмой ярус, откуда все еще звучала песня:

Белый свет – как полюшко,

А душа в нем – семенем.

Кто посеет солнышко –

Тот и правит временем.

Охранники на верхнем этаже отличались еще меньшей бдительностью, чем на шестом. Оба молодых эльфа безмятежно спали. Дориана, дивясь собственной отчаянной смелости, подошла к закрытой двери, из-за которой доносился девичий голос, и тихонько постучала.

-Входи, открыто, – сказала эльфийка на общем языке. – Я тебя ждала.

(Огромное спасибо Рике Фиалковой за стихотворение для эльфийской песенки).

Мясоедову снились цветные сны. В глаза заглядывала ярко-зеленая змея, жалобно спрашивая: – «За что ты меня съел, а?»

Корчили рожи убитые гномы в вязаных шапочках. Металлический князь протягивал полуорку огромный кусок змеиного мяса: – «На! Съешь, и обретешь свой истинный цвет. Зеленый. Станешь настоящим орком!»

-«Неправда, – возражал Севка. – Орки совсем не зеленые, ну, может быть, зеленоватые чуть-чуть! Да и не хочу я быть настоящим орком!»

Летели эльфийские стрелы, впиваясь в тело девушки в пестром сарафане, замершей у костра. Лица ее не было видно, но во сне Мясоедов откуда-то знал, что это не Святослава, а Дора. Стрелы попадали в цель, но девушка даже не вздрагивала, и Севка, наконец, понимал, что это просто чучело, приманка, мишень.

Вырываясь из кошмаров, Севка время от времени просыпался, оглядывался, чтобы убедиться, что кошмар просто приснился. А затем вновь засыпал.

Добравшись до лагеря после бурной княжеской пирушки, Мясоедов понял, что способен на убийство ради двух часов спокойного сна. Он потихоньку удрал в штабную палатку, где до сих пор валялись неразобранные тюки с княжеской данью, и, накрывшись какими-то мешками и тряпками, рухнул в тяжелый кошмар, наивно веря, что теперь его уже никому не достать.

В конце концов, Севка крепко заснул, но уже через полчаса его разбудили. Пробуждение, как это порой случается, сопровождала навязчивая мысль: – «Почему со стрелами были гномы, а не эльфы?» За ней неожиданным намеком последовал такой же лишенный всякой логики ответ подсознания – «А может быть, эльфы как раз и прятались с противоположной стороны»?

Додумать он не успел. В этот момент Севку сильно дернули за ногу, заработав в ответ естественную реакцию. В палатке что-то грохнуло, раздался обиженный вой орчонка. Влак его элементарно вынюхал.

-Ну, что там у нас еще? – в отчаяньи спросил Севка, не открывая глаз и пытаясь еще хоть несколько мгновений задержаться в объятиях сна.