Люциан Ферр - Чужая жизнь

– Крад, – обратился я к бывшему наемнику, кое-что вспомнив. – Портал сможет перенести меня в Кандор?

– Боюсь, что в данный момент это невозможно, – секунду поразмыслив, ответил тот.

– Почему? Ведь ты говорил, что в артефакт занесены все крупные города.

– Так и есть, – согласился родич. – И этот город там тоже имеется. Но с тех пор, как власть в Зерлине полностью перешла в руки приспешников Ар'урила, к нам там относятся крайне недружелюбно. Поэтому настоятель закрыл возможность свободного перемещения туда специальным заклятьем. Раньше при необходимости можно было попросить его раскрыть портал. Но сейчас, как вы знаете, настоятеля в цитадели нет. Поэтому перемещение невозможно.

– Черт с ним! – выругался я. – Так справлюсь. Я закрыл глаза и сосредоточился.

«Когда-то я уже открывал порталы, – принялся размышлять я. – Сначала использовал заклинания, потом стало достаточно желания. Значит надо просто захотеть».

Совсем недавно, в королевской тюрьме, помогла ярость, наложившаяся на сильнейшее желание выбраться. И того и другого у меня сейчас в избытке. Оставалось только задать направление. Даже не открывая глаз, я почувствовал, что мои ладони, как и в прошлый раз, засветились. Однако едва начав вырисовывать ими в воздухе арку портала, почти сразу ощутил некое сопротивление. Не внешнее, как некогда в застенке, а внутреннее. Что-то мешало открыть портал, словно я сам не хотел никуда уходить. И прислушавшись на секунду к своим ощущениям, я понял что именно.

– Дерьмо!!! – прорычал я и встряхнул руками.

Свечение мягко слетело с них, подобно воде, стекло на пол, и там, где светящиеся капли коснулись пола, камни просто исчезли.

– Дерьмо! Дерьмо!! Дерьмо!!! – несколько раз упрямо повторил я.

Отчаянно захотелось что-нибудь сломать, чтобы хоть как-то выплеснуть разрывавшее меня на части противоречие. Но поскольку крушить чужое имущество было ниже моего достоинства, то просто застыл, сжимал кулаки в бессильной ярости.

– Что такое, Виктор? – осторожно спросил Фандар.

– Я не могу уйти просто так, – простонал я. – Из-за проклятого нападения мой уход будет значить, что я вас бросаю на произвол судьбы. А я не могу этого сделать. Не могу!

От разбиравшей/распиравшей меня злости я несколько раз ударил кулаком по стене. Ярости я в свой удар не вкладывал, поэтому стена легко устояла, зато я почувствовал в разбитой руке резкую боль, которая иглой впилась в сознание и несколько меня отрезвила. Разум, наконец, выбрался из-за пелены злобы, и я смог думать относительно трезво.

– Не надо, – спокойно произнес Крад, очевидно, имея в виду «бессовестное избиение стены». – Вы можете спокойно отправляться по своим делам. Орден устоит. Тем более что с ним останется хотя бы один Основатель.

Храмовник перевел взгляд на барона и я вдруг понял, что он лжет. Вернее не лжет, родичи на это не способны, а просто несколько кривит душой. Крад действительно уверен, что орден устоит. Независимо от того, буду я в это время с ним или же где-нибудь далеко. Он точно знал, что орден выстоит. «Только какой ценой?» – мелькнула в голове разумная мысль.

Да, цена может очень отличаться. И не только потому, что мое присутствие будет воодушевлять всех. Но еще и потому, что если я поборю себя и прикажу атаковать, то орден, не сказать чтобы легко, но все-таки сметет нависшую угрозу.

«Только если мне хватит духу послать их в эту мясорубку, – тоскливо думал я. – А я не сумею. Никогда. Я плохой генерал. Собой могу рискнуть, когда такой риск окажется самым подходящим решением. Но отправлять на смерть других – не для меня. Просто не чувствую за собой права распоряжаться чужими жизнями. Даже если они сами мне их вручат. Я всегда плохо играл в шахматы, потому что не умел пожертвовать малым ради большего, бился за каждую пешку. Я действительно плохой генерал и не смогу выиграть эту войну. А ведь Крад прекрасно понимает, что мой уход будет стоить жизни очень многим храмовникам. Понимает, но все равно не препятствует и не пытается переубедить. Потому что первый принцип ордена: «Живите своим умом и не позволяйте решать за себя никому – ни человеку, ни богу». И из-за этой моей выдумки теперь будут умирать люди».

От таких мыслей стало еще хуже. Теперь долг в полный голос требовал, чтобы я остался и защитил свое наследие. Чтобы разогнал псов, алчущих крови моих потомков. И я бы так и сделал, но зову долга противостояла не менее могущественная сила. Сердце. Сердце требовало немедленно все бросить и бежать, лететь скорее к той, мысль о которой не дала сойти с ума в каменном гробу. Сердце непререкаемым тоном требовало, чтобы я шел к НЕЙ. Долг не менее настойчиво убеждал остаться и защищать своих родичей в этой проклятой войне. Любовь молила, чтобы я ушел… Долг настаивал, чтобы я остался…