Алексей Пехов: Ведьмин Яр

Напротив меня сидел молодой человек в черном бархатном берете с вышитой эмблемой Савранского университета, заведения уважаемого и престижного. Судя по всему, господин студент возвращался в родные края на каникулы. Глаза у него были проворными, так что он почти сразу же заметил кинжал, показавший рукоять из-под моей расстегнутой вельветовой куртки. Безошибочно определив род моей деятельности, он нахмурился, и следующие двадцать минут я находился под расстрелом его взгляда, полного праведного молчаливого возмущения.

Мне было ровным счетом все равно, и его назойливое внимание меня ничуть не раздражало. Наконец студент прокашлялся и сказал запальчиво:

— Таким, как вы, не место в свободном княжестве!

— Спасибо за информацию, — вежливо поблагодарил я его, поглядывая на третьего пассажира.

Кажется, он улыбался, во всяком случае, глаза у него были веселые.

— Я презираю вашу работу!

Вот ведь повезло оказаться рядом с наслушавшимся прогрессивных вольнодумцев дураком. Другой бы на моем месте уже выбросил юного борца за справедливость из дилижанса, но я, как человек миролюбивый, лишь пожал плечами:

— Поэтому, чтобы вас не раздражать, я не стану ее делать прямо сейчас.

Он нахмурился, не понимая, и я спросил:

— Как вы считаете, сколько в дилижансе пассажиров?

— Разумеется, нас только двое!

Сосед студента действительно веселился. Плечи его тряслись от смеха.

— Спешу вас огорчить, молодой человек. Нас здесь четверо.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего — с большой опаской, словно я вот-вот на него кинусь, но я как ни в чем не бывало продолжил, ткнув пальцем в даму в чепце:

— Здесь едет женщина. Судя по одежде, едет уже не первый год.

Она посмотрела на меня с обидой и отвернулась к окну, произнеся губами какое-то ругательство.

— А рядом с вами сидит очень интересный персонаж. Как я понимаю, военный. Во всяком случае, на нем порядком испачканный мундир артиллериста княжества Лезерберг с нашивками уорэнт-офицера второго класса. Помните тот трехлетний конфликт, когда Фирвальдену показалось, что ущемляют его территориальную целостность? Кажется, парень оттуда. Пулей ему оторвало нижнюю челюсть, так что зрелище, я бы сказал, не очень аппетитное. В данный момент этот бравый вояка дышит вам в ухо, а кровь из его раны капает вам на плечо.

Студент дернулся, машинально посмотрел на свою чистую одежду, хотел что-то мне сказать, но, увидев по глазам, что я не лгу и не смеюсь над ним, побледнел.

— Вы шутите? — прохрипел он осипшим голосом.

— С такими вещами я никогда не шучу, уж можете мне поверить.

Он почувствовал себя очень неуютно со мной. Стал бросать взгляды на пустые сиденья, пытаясь увидеть то, что ему видеть не суждено.

— И вы… не собираетесь ничего делать? — нервно спросил студент.

— Нет. Не собираюсь. Во-первых, у меня выходной. Во-вторых, вы этого не одобряете.

Было еще и «в-третьих» — не все духи опасны для человека. Далеко не все. А я не убиваю тех, кто просто хочет жить. Даже если их жизнь мало чем похожа на человеческую. Но я не стал говорить об этом вслух. Идейный молодой человек этого совершенно не заслуживал.

Он сидел, напрягшись, косил глазами по сторонам, облизывал языком пересохшие губы. Несколько раз студент почти убедил себя в том, что я лгу ему, но первобытный страх перед неведомым оказался сильнее. Он заколотил по стенке дилижанса, заставив кучера остановить его, и с круглыми от страха глазами вывалился на улицу.

Что характерно, даже не попрощавшись. Вместе с ним покинул карету и уорэнт-офицер. Его вся эта ситуация развлекла.

— Зачем вы так с бедным мальчиком? — не выдержала дама, когда дилижанс набрал скорость и я стал подпрыгивать на сиденье.

— Бедный мальчик любит судить людей и презирать то, чего он не слишком понимает. Пусть ему будет это уроком.

Она покачала начинающей седеть головой:

— Это очень жестоко.

— Отнюдь. Жестоко было бы сказать, что за ним сошел еще один пассажир.

— Зря вы едете в Вион, — жестко сказала она.

— Я должен о чем-то знать? — резко спросил я, поворачиваясь к ней.

Женщина не ответила, и всю оставшуюся дорогу мы провели в молчании. Когда дилижанс остановился на центральной городской площади, аккурат напротив ратуши, я вышел на улицу.

Гроза приближалась. Я чувствовал это. Не пройдет и часа, как она меня нагонит, накроет город.

Стихийный овощной рынок возле начала узкой улицы, ступеньками поднимающейся на парковые террасы, спешно закрывался. Продавцы собирали прилавки, убирали товар в корзины, грузили на телеги. Городские законы позволяли торговать приезжим в пределах стен лишь до трех часов дня. Звонница собора Святого Николая — серо-черной громадины, возвышающейся над Вионом, — как раз призывала на нону. [3] Нона (девятый час) — молитва, читаемая приблизительно в три часа дня. Двое стражников с арбалетами и при пистолетах за поясами, обязанные следить затем, чтобы закон соблюдался, то и дело посматривали на пока еще ясное небо, а не на торговцев.