Макс Фрай - Ворона на мосту

— Хорошо, — кивнул я. Подумал и добавил: — Спасибо.

— Честно говоря, не за что, — ухмыльнулся Чиффа. — По крайней мере, пока.

Потом он ушел, а я остался. Повертел в руках большую пилюлю цвета пустынного меда и положил ее в рот. Вкус у пилюли тоже был медовый, приторно-сладкий, как у большинства уандукских зелий, а больше я ничего особенного не почувствовал.

Вернувшись домой, я приступил к последовательной реализации нашего плана. На первом этапе это было легко и отчасти даже приятно. Безумный Рыбник все чаще будоражил столицу своими выходками и заодно развлекал меня самого. Теперь, когда ярость и упоение силой находились под моим контролем, удовольствия от них можно было получить не меньше, а даже больше, чем в прежние времена. Это было чрезвычайно интересное открытие. Я почти сожалел, что не потрудился сделать его раньше, тогда от моих регулярных выступлений в этом качестве было бы куда больше радости. Но, конечно, лучше поздно, чем никогда.

Я почти оставил в покое трактирщиков и лавочников, которые и так изрядно уже пострадали во имя сохранения легенды о Безумном Рыбнике, зато не прошло и дюжины дней, как я выследил и убил одного за другим трех послушников ордена Водяной Вороны, позаботившись о том, чтобы свидетели уцелели и могли сообщить имя убийцы всем желающим его узнать. К старшим магистрам ордена я даже не подступался, понимая, что мне пока нечего им противопоставить, кроме Перчаток Смерти, наличие которых следовало скрывать любой ценой. Зато кое-как справился с одним из младших, а второго, его совсем юного приятеля, напугал до полусмерти и заставил бежать с поля боя. Я решил, все к лучшему, очень рассчитывал, что он пожалуется своему Великому Магистру и Лойсо наконец захочет мне отомстить, но этого почему-то не случилось. Лойсо Пондохва и пальцем не пошевелил. Не искал меня, не посылал за моей головой своих людей; насколько я знаю, даже на словах не пообещал, что на досуге мною займется. Это было довольно странно, поскольку до сих пор попытки задеть ребят из ордена Водяной Вороны никому не сходили с рук. В прежние времена Лойсо убивал даже городских сплетников, которые отзывались о нем без подобающего почтения, это было общеизвестно. Но меня он демонстративно игнорировал. Словно бы и не было на свете никакого Безумного Рыбника, мало ли что люди болтают.

Впрочем, я почти не сомневался, что рано или поздно добьюсь своего. Всякому терпению есть предел. И вряд ли Лойсо Пондохва являет собой образец смирения. Не то у него воспитание и не те привычки. Я, со своей стороны, делал что мог, одного за другим убил еще трех младших магистров ордена Водяной Вороны; должен сказать, все они оказались серьезными противниками, всякий раз жизнь моя висела на волоске, и мне нередко приходило в голову, что надо бы, наверное, отступиться, пока не поздно, потому что охотиться на основателя и главу ордена, с младшими магистрами которого едва можешь справиться, все-таки сущее безумие. Но потом я вспоминал о Перчатках Смерти — с этаким кукишем в кармане у меня, пожалуй, все-таки оставался небольшой шанс, поэтому я всякий раз подавлял желание послать зов Чиффе и сказать: «Я выхожу из игры».

Так прошло больше полугода. Началось лето. Я старательно безумствовал согласно специально составленному распорядку: не больше шести часов в сутки; ровно столько же времени следует посвятить дыхательным упражнениям, больше — можно, меньше — ни в коем случае, потому что Безумный Рыбник только и ждет возможности взять власть надо мной в свои руки. Впрочем, как я ни старался, но искренности в моих представлениях с каждым днем становилось все больше, и это мне не слишком нравилось. А Лойсо Пондохва по-прежнему знать не желал о моем существовании. Я начал думать, что Чиффа напрасно был так уверен, что наше с ним сотрудничество оставалось тайной для всех. Скорее всего, Лойсо прекрасно понимает, кто за мной стоит, и в этом случае его поведение, конечно же, вполне объяснимо.

Наконец я не выдержал неопределенности и послал ему зов. Это был, можно сказать, жест отчаяния. Мне не нравилась идея вступать в переговоры с намеченной жертвой — хотя бы потому, что прежде я так никогда не поступал. Но тянуть было бессмысленно: я зашел в тупик и очень хорошо это понимал.

Я не сомневался, что, послав зов Лойсо, нарвусь на защитный барьер и потрачу много времени и сил, чтобы добиться своего. Но он откликнулся сразу, словно уже не первый день ждал возможности со мной поговорить. Если вам когда-нибудь доводилось всем своим весом обрушиваться на дверь, которая вдруг, вопреки ожиданиям, оказывается незапертой, вы поймете, что я почувствовал.