Макс Фрай - Ворона на мосту

Но вернемся к моим занятиям. Я так и не обнаружил в книгах секрета бессмертия, зато открыл для себя древнюю науку воскрешения покойников и счел, что для начала это неплохо. Выучившись побеждать чужую смерть, можно получить власть над собственной — так я себе это представлял. И работал как проклятый.

Когда я наконец решил, что пришло время опробовать теоретические знания на практике, у меня под рукой, как назло, не оказалось ни единого свежего покойника. Недолго думая, я подозвал своего лиса, который к тому времени не только вырос, но и благополучно состарился. Воспользовавшись Безмолвной Речью, к которой обычно прибегал для общения со своим питомцем, я объяснил, что собираюсь сделать: убить его, а потом воскресить. Сказал, так надо. Лис понял меня, как понимал всегда, и согласился с моим решением. Его доверие ко мне не знало границ, мы с ним были одна стая , поэтому зверь не сопротивлялся, когда я сомкнул пальцы на его горле. Я, разумеется, был совершенно уверен, что несколько часов спустя верну ему жизнь. И думать не желал о возможной неудаче, в противном случае я бы все-таки дал себе труд выйти на улицу и убить кого-нибудь из прохожих. Не то чтобы такое поведение уже повсеместно считалось нормой, но в противоречие с моими нравственными принципами оно не вступало.

Но я, повторяю, ни на миг не сомневался в успехе.

Прикончив лиса, я тут же взялся за дело. Твердой рукой чертил на его брюхе и затылке колдовские знаки, нараспев читал самое длинное из когда-либо попадавшихся мне заклинаний — два с половиной часа без перерыва, и лучше даже не думать о том, что будет, если запнешься или сфальшивишь. Но я был неплохо подготовлен и показал себя с наилучшей стороны. В должный момент мой старый друг дернулся и открыл глаза. Я ликовал.

Пару часов спустя я понемногу начал беспокоиться. Воскрешенный лис вел себя как-то слишком уж вяло. Лежал там, где я его оставил, время от времени ритмично мотал хвостом и вертел головой, но совершенно не обращал внимания на миску с едой, которую я сунул ему под нос, а это было совсем на него не похоже.

Я провел рядом с ним бессонную ночь в надежде, что рано или поздно лис оправится и продемонстрирует свои былые повадки. На рассвете я поднял зверя на руки и поразился тяжести и холоду его тела. Но я не сдавался, тискал его и тормошил, чтобы согреть. Наконец взял его под одеяло, обнял, прижал к себе, заглянул в глаза — и обмер.

Это были мертвые глаза мертвого животного и ничего больше. Я бы и раньше мог это заметить, просто очень уж не хотел замечать. Но тут пришлось признать очевидное. Заклинания вовсе не вернули лису жизнь — они просто заставили труп шевелиться, моргать и подражать повадкам живого существа, не более того.

Таким образом, я впервые в жизни потерпел разгромное поражение. Сказать, что я был раздавлен, — не сказать ничего.

Я поспешно уничтожил мертвое существо, в которое по моей милости превратился лис, и провел несколько суток в мучительных попытках понять, где я ошибся. Еще трижды читал заклинание над трупами, на сей раз человеческими, — все с тем же результатом. Воскрешенные мною мертвецы энергично передвигались по комнате и даже издавали вполне обнадеживающие, я имею в виду, членораздельные звуки, однако склонять их к беседам я не стал. Уж на что я был в ту пору храбр и безрассуден, но слушать, что станут рассказывать воскрешенные покойники, не хотел, да и в глаза им больше не заглядывал. Лиса с меня хватило.

Наконец я окончательно убедился, что исполняю ритуал безупречно, и был вынужден признать, что совершил ошибку гораздо раньше, когда в первый раз читал и истолковывал древний текст. Неизвестный автор книги обещал, что заклинание расшевелит любого мертвеца, вольно же мне было думать, будто «расшевелить» — это то же самое, что «вернуть к жизни».

Короче говоря, сам виноват.

Я устыдился и дал себе слово больше никогда не выдавать желаемое за действительное, но не учел, что у меня вряд ли хватит мудрости отличить одно от другого. Проще всего вовсе не иметь желаемого, я имею в виду, ничего не хотеть, но это, по правде сказать, не так давно стало мне понятно, а подсказывать самому себе, высунувшись по пояс в прошлое, как в распахнутое окно, я не умею, и вообще, кажется, никто.

Утратив надежду отыскать в древних рукописях секрет бессмертия, я сказал себе, что неправильно расставил приоритеты. Сейчас самое главное для меня — личная сила, а тайные знания как-нибудь потом сами приложатся, орденская библиотека небось не сгорит, а если и сгорит, найдутся в Соединенном Королевстве другие книгохранилища. В действительности, думал я, если быть самым могущественным колдуном этого Мира, никто не сможет меня убить — это прежде всего. Строго говоря, только это и требуется, потому что справиться со старостью и болезнями — дело нехитрое, мало ли что наш Великий Магистр этого, кажется, не умеет, зато некоторые другие точно умеют, а значит, и я научусь. Но с этим как раз можно не спешить, время пока есть, я молод, даже слишком, а вот могущество мне требуется как можно скорее, срочно, немедленно, вот прямо сейчас, а лучше бы — позавчера.