Маргарита Епатко: Путь Грома

– Ну, трава траве рознь, от нее может быть не только польза, но и вред, – пожал плечами Илья.

– И вы туда же! Вы просто цитируете бабушку! – Алина рассердилась всерьез.

На очаровательное личико набежала тень, брови грозно сдвинулись. На мгновение Илье показалось, что Алина не настолько юна, как кажется. Заметив его взгляд, девушка робко улыбнулась и на одном дыхании проговорила: – Вы уж извините меня. Лечебные травы – любимая тема.

И Илья тут же ответил ободряющей улыбкой. Он, действительно, не мог на нее сердиться.

– Ну, все, пора тебе домой собираться Алина, – прервала их обмен взглядами старуха.

– Я заеду на следующей неделе.

– Ну, заезжай, если по пути будет, – и Параскева двинулась к девушке, явно выпроваживая ее на улицу.

Илья с удивлением глянул на старуху. И чтобы сгладить неловкость предложил:

– Давайте провожу вас к машине.

– Мы вроде перешли на ты? – Алина задорно улыбнулась и вышла из дома.

– Проводишь и вернешься, – бросила Илье Параскева.

Парень кивнул и пошел за гостьей на улицу.

– Вы уж извините бабушку. Обычно она добра с людьми. Просто не знаю, что на нее нашло.

– Я не обижаюсь, – девушка остановилась и взглянула ему в глаза. – Знаете, то есть знаешь, – она запнулась от смущения, – я очень рада, что заглянула к Прасковье Ивановне именно сегодня.

Алина с излишней поспешностью бросилась к машине, не дав Илье возможность что-либо ответить.

Колдун растерянно посмотрел вслед отъезжающему автомобилю и раздосадовано пнул калитку. Он не ожидал, что красавица уедет так быстро. И надеялся, как минимум, еще на пять-десять минут разговора. А там… возможно… поскольку он славился умением очаровывать женщин …

– Ты долго там торчать будешь? – сердитый окрик Параскевы оторвал от приятных размышлений.

Илья оглянулся и поразился виду старухи. Она стояла подбоченясь. Глаза женщины воинственно горели, а несколько прядей черных волос выбивались из-под косынки.

– Иди в дом! Поговорить надо.

Ему показалось, что старуха от гнева даже помолодела. Он вспомнил ее такую же сердитую, стоявшую перед ним, несколько десятков лет назад. Только платка на ее голове еще не было, поэтому черным непослушным волосам ничто не мешало выбиваться из двух толстых кос, лежащих на плечах.

– Неужели ты ни-че-го не хочешь мне сказать?! – в глазах у юной Параскевы блестели слезы.

– Я не вправе решать за тебя.

– И тебе все равно, за кого я выйду замуж?

Колдун удивился такому вопросу, глянул на Параскеву и понял. Совсем разобиделась девка. Еще немного и пойдет в озеро к русалкам в сестры набиваться. Может, самое время сказать ей правду? А ну как эта правда ей всю жизнь покалечит. Ведь видит он, несмотря на все способности, не может Параскева жить без людей. И колдун сделал на его взгляд самое разумное: подошел и обнял ее по-отечески. Он увидел совсем рядом большие заплаканные, по-детски беззащитные глаза. И, глядя в них, произнес:

– Пойми, не могу я с тобой остаться. Я лесной человек. А тебе жить среди людей. Каждому своя дорога.

Со стоном, как раненная птица, оттолкнула его девушка. Но он удержал ее за руку и вложил в ладонь серебряное ожерелье с непонятными знаками.

– Ты! – мгновенно, лицо девушки изменилось, – откупиться от меня решил?

Илья усмехнулся.

– Вот такая гордая и сердитая, ты и должна идти по жизни. Пусть никто никогда не видит твоих слез. А ожерелье досталось мне от матери. Оно заговоренное. Пока его носишь, никто зла причинить не сможет. Носи его хоть на шнурке, носи его хоть в кошелке, но будет вещь всегда во всем служить и помогать тебе.

Он отпустил ее руку и, не оборачиваясь, пошел к лесу.

Колдун махнул рукой, прогоняя воспоминания, и, едва заметно усмехаясь, притворно вежливо произнес: – Иду-иду Прасковья Ивановна. Чего изволите?»

– Ты мне еще посмейся! – старуха, пропустив его в дом, с силой хлопнула дверью произнося заговор-оберег от непрошенных гостей.

Разговор, судя по всему, предстоял серьезный. И Параскева приступила к нему немедленно.

– Ты от Алины держись подальше. Непростая она девушка. Добром это не закончится.

Илья, молча, стоял, повернувшись лицом к окну, и чувствовал: ему в спину как камни летят злые обидные и несправедливые слова. Когда он понял, что Параскева выдохлась, то обернулся, и женщина, встретившись с его холодными серыми глазами, охнула и мешком опустилась на кровать.

– Ты вот что, Прасковья Ивановна, – голос колдуна был холоден и глух. – Не кричи на меня больше никогда. Я ведь и рассердиться могу, – он направился к двери.