Тим Доннел - Подземелья Редборна

Он спешился, и конюхи тут же приняли повод его спокойной лошади. Горячий вороной жеребец, все еще возбужденный схваткой, ржал и пытался встать на дыбы, но и его вскоре увели со двора.

Риальт помог снять доспехи и, передав их подбежавшим мальчишкам-ученикам, отправился в заведение Старого Лиса. Мастер Кларс, Конан и Бёрри не спеша шли по саду, и оружейник говорил:

— Я хорошо знаю молодого герцога и характер его изучил достаточно. Он горячий, вспыльчивый, но, когда это нужно, сохраняет непоколебимое спокойствие и выдержку. Он всегда знал, чего хочет, и мог этого добиться. А теперь вдруг все полетело кувырком, появился этот Ферндин — и герцога как подменили! Нет, тут дело нечисто! Я даже думаю, не обошлось без колдовства. Ты, киммериец, будь начеку, у тебя нынче страшный противник! Эх, если бы я мог дать в придачу к своей силе свою ненависть! Если бы мог!

Его разбудил осторожный стук в дверь. Сон улетучился сразу, сменившись холодной ясностью пробудившегося сознания. Да, уже утро, скоро взойдет солнце и начнутся все эти дурацкие церемонии с поклонами и жертвоприношениями. Ферндин резко сел, спустил ноги на мягкий ковер и одним махом осушил заранее приготовленный кубок вина с растворенным в нем крошечным кусочком кеубы — плотной красноватой массы, изготовляемой в подземных кельях нелюдимыми жрецами Сета.

Сет — вот кто истинный владыка этого мира, могучий загадочный змей, хозяин жизни и смерти! Лишь он достоин поклонения и почитания, а не этот безликий идол, которого слабые людишки ублажают невинными жертвами! Митра, Податель Жизни, Изобильный Бог, и Солнце — око Его… Чего только не выдумает человек, лишь бы урожай на его поле мог прокормить семью и коровы хорошо плодились!

Ферндин усмехнулся, чувствуя, как жар кеубы разливается по всему телу, наполняя члены молодой силой и легкостью. Сколько же ему лет? Трудно сказать… Пожалуй, не меньше восьмидесяти. А зеркало отражает черноволосого мужчину с жестким хищным лицом, которому больше сорока никак не дашь. Славный уголок это захолустное герцогство, славный и очень богатый! Скоро он, Ферндин, станет его полновластным хозяином, тогда можно будет подумать о других праздниках для народа и других богах! Вернее — Боге! И уж, конечно, не ягнят и фрукты будут приносить ему в жертву, а таких вот тепленьких смуглых овечек, как та, что досматривает последние сны на его ложе. Какие же славненькие служанки у этого простофили Оргельда!

Он подошел к спящей девушке, резко отбросил покрывало и, заглушив жадным поцелуем испуганный вскрик, бешено овладел бьющимся телом — это кеуба, клокочущая в крови, требовала выхода.

Удовлетворив неистовый порыв утренней страсти, он оставил разметавшуюся на ложе, совершенно обессилевшую девушку и, быстро одевшись, вышел за дверь.

Не глядя на слуг и испуганных служанок, почтительно уступавших ему дорогу, он прошел прямо в покои герцога. Оргельд стоял у большого зеркала и поправлял вышитый воротник парадного наряда, надевавшегося лишь раз в году, в праздник Изобилия Митры.

Старинный головной убор из голубого бархата, расшитый золотом, оттенял красоту светлых волнистых волос, падавших на плечи. Широкая куртка с пышными рукавами, перехваченными голубыми лентами чуть выше локтя, и короткие штаны сверкали в свете восходящего солнца богатой золотой вышивкой и драгоценными камнями.

Герцогу Оргельду этой весной исполнилось тридцать лет, и выглядел бы он совсем неплохо, если бы не припухшие от разгульных ночей веки и не сероватый цвет лица, сменивший с недавних пор здоровую белизну кожи. Глаза, раньше такие живые и веселые, потухли и смотрели на мир со скукой и отвращением.

Похоже, жизнь потеряла для него всякий интерес, и ему приходилось взбадривать себя самыми нелепыми развлечениями, которые с таким искусством придумывал неутомимый Ферндин. И сейчас, увидев его, Оргельд сразу оживился:

— Наконец-то ты пришел! Ты будешь сегодня все время со мной — этот праздник, который раньше так меня радовал, теперь ничего, кроме скуки, не вызывает. И глаза… Так ломит глаза от этого яркого солнечного света! Я бы лучше проспал весь день, а вечером в нижних залах можно было бы что-нибудь устроить… Но нет, только не сегодня… И герцогиня… Она в последнее время совсем мне разонравилась! Что бы это значило, друг Ферндин? Ответь, а то я сам себя не понимаю…

— Мой герцог, я на своем веку повидал немало людей и к тому же сам прошел через это. Как мальчик становится юношей, так и молодой человек становится зрелым мужем, и это подобно тяжелой болезни. Все пройдет, все встанет на свои места, просто мир будет казаться совсем другим, и то, что раньше было дорого, развеется как дым, а полюбится что-то совсем другое…