На то место, где он только что стоял, рухнула груда какого-то ржавого хлама. Тяжелая груда, вполне способная оглушить и поранить.
— Выходи и сражайся как мужчина! — закричал Атли, в тревоге прислушиваясь к раздающимся в разных местах поселка призывам о помощи.
На миг вожаку наемников почудилось, что он угодил в логово кровожадного чудовища. Потом — что он с малым отрядом оказался в ловушке, и вот-вот из-за каждой присыпанной снегом развалины появятся пылающие местью киммерийские воины. Но все вновь стихло. Тогда тан осторожно двинулся вперед, выставив перед собой меч. Эйольв видел, как на открытое пространство прямо перед их кострищем выскочил ванир. Он был без шлема, без щита, в руке его так и плясала секира на длинной прямой ручке.
— Эй, я здесь! — крикнул паж, но ванир даже не обернулся.
Он неуверенно ступил куда-то в противоположную сторону, затем зашатался и упал. В падении он повернулся — из спины его торчала знакомая аквилонцу кузнечная заготовка.
— О Митра! — одними губами выдохнул паж и принялся извиваться, стараясь вырвать кол, к которому был привязан.
Между домами мелькнул силуэт.
— Вон ты где, черноголовая тварь! — гаркнул приземистый одноглазый наемник.
Он бросился следом, на ходу засовывая за кушак топор и разматывая аркан. Он несколько лет был охотником на беглых рабов в немедийских каменоломнях и знал толк в охоте на человека.
— Сейчас я тебя, сейчас, — пыхтел он, вылетая из-за угла в тот самый проулок, где сидел совсем недавно барс.
Наемник остановился и удивленно разинул рот: прямо перед ним, подвешенная на ремне, покачивалась собачья голова. Кровавая лужа, кошачьи следы, оскорбительная надпись на снегу по-аквилонски — все это он увидел мгновенно, но рта уже закрыть не успел. За спиной его с крыши свесились две могучие голые руки и захлестнули на шее собачий ошейник, медными шипами вовнутрь.
Сдавленный хрип и бульканье, вместе с громким, леденящим душу смехом, услышал другой ванир, который наступил в сумерках на какую-то ржавую скобу и ковылял, тяжело опирясь на копье. Он завернул за угол и увидел своего мертвого товарища, собачью голову и Конана, спокойно сидящего на крыше.
— Эй, рыжая борода, ногу зашиб?— Ща я тебе голову зашибу! — сквозь зубы проворчал воин и поднял копье для броска, поморщившись от боли в ступне.
— Не добросишь! — сказал Конан, прищурившись и прикидывая расстояние. — Сделай шаг в Вальгаллу, убийца детей.
— Я удавил в этом поселке троих сопляков и сейчас пришпилю к бревнам еще одного, — сказал ванир, сделал быстрый шаг и метнул копье.
Это был действительно его последний шаг, и первый шаг к Имиру — тяжелый гвоздь из детского самострела пробил его горло и вонзился в бревно на той стороне улицы. Конан же поймал копье, спрыгнул с крыши и исчез раньше, чем на голоса прибежали трое запыхавшихся наемников. Один из них тоже прихрамывал.
— Клянусь сосульками из бороды хримтурсов, мы взялись сражаться с духом, — сказал один из них, дико озираясь.
— Может, их тут много? — задал вопрос охромевший лучник, ослабляя тетиву и убирая стрелу в колчан.
— Или — ни одного, — заключил третий. Тут они услышали грозный рык Атли и побежали к центру поселка.
Среди столбов и кровавых трофеев, развешанных на них, стоял Атли и еще пятеро воинов с клинками наголо. Атли держал Эйольва за шиворот и монотонно стегал того по лицу черенком короткой охотничьей стрелы, которую выдернул из своего плеча.
— Знаешь, аквилонская крыса, что ты мне стоил многих воинов. Благодари своего Митру, что я не велю повесить тебя рядом с этими тушами и свежевать, как оленя. Пойдешь со мной, а твой родственник благородных кровей заплатит мне золотом за смерть каждого дружинника, не будь я тан.
Каждая тирада заканчивалась ударом, наконец стрела сломалась, и Атли с раздражением швырнул ее под ноги, придавил сапогом и повернулся к троим подбежавшим.
— Где остальные, побери вас прах!
— Не знаю, мой тан, я слышал крики… — сказал лучник, за что тут же получил такую зуботычину, что шлем его полетел в кровавую лужу под собачьими телами. — Все. Этого ублюдка мы освободили, остальных, видно, до срока призвал Имир, или пожрал Хресвельг, или потоптали коровы, или они приглянулись Хель — плевать. Бросьте в костер сигнальное зелье, идем на запад, к Венариуму.
— Мой тан, может, рассредоточимся и прочешем поселок? — спросил седой, как полярная сова, воин, в крови которого пылала гремучая смесь семени гиперборейцев и ваниров.
Читать дальше