Даниэл Уолмер - Обида предков

На этот раз наньяка изменила своему правилу возникать из ниоткуда с наступлением полной темноты. Вот уже звезды высыпали и разгорелись, вот уже луна вынырнула из-за острых макушек елей и плавно всплыла до середины небосвода — призрачной гостьи все не было.

Неужели так испугал ее вчера Конан? Вряд ли. Скорее, не лишенная сообразительности тварь прибегла к какой-то хитрости.

Догадка Конана подтвердилась, лишь только он решил покинуть двор и прогуляться вдоль замершего селения. Стоило ему миновать три дома, как он заметил знакомый мерцающий силуэт под окнами четвертого. Наньяка появилась, как и обычно, но она перестала выть! Тихо, как тень от облака, как лунный блик, ощупывала она бесплотным телом своим и колеблющимися отростками все выступы и щели избы. Интересно, отчего эта здравая мысль раньше не приходила в ее призрачную голову? Отчего она всегда подвывала, громче, чем целая волчья стая, если в тишине, усыпив бдительность обитателей дома, проникнуть вовнутрь несравненно легче?..

Впрочем, когда Конан приблизился к ней на расстояние двадцати шагов, он услышал кое-какие звуки. Но очень слабые. Наньяка не стучалась в двери и в ставни, но тихонько скреблась, она не выла и не упрашивала громогласно, но что-то шептала вкрадчиво, Конан не стал вслушиваться, что именно она обещает или о чем просит несчастных, затаившихся за стенами обитателей дома. Он вытащил из ножен свой меч, пусть и не способный рассекать плоть признака, но спокойным холодом рукояти, зажатой в ладони, придающий уверенность, сделал два шага вперед и громко окликнул:

— Эй, ты! Ненасытное отродье Нергала! Подойди-ка ко мне!

Наньяка мгновенно обернулась и двинулась в его сторону, словно только и ждала его зова. На этот раз киммериец решил не опускать глаза. Что толку, если он будет махать мечом, как в прошлый раз, упираясь взглядом в собственные ступни! В лучшем случае наньяка опять ускользнет от него, в худшем — опять подставит под меч чью-нибудь грудь или спину.

Конан ни на миг не забывал о ядовитых лучах, которые тварь испускает из своих зрачков. Он все время держал в уме, что сейчас увидит нечто столь страшное, что не в силах вынести сердце обыкновенного человека. И все-таки не опускал глаз. Ведь безумная бабушка Аниты смотрела в лицо наньяке, и осталась, при этом, жива! Он был уверен, что странная старуха не пряталась под кровать, не творила магические заклинания, не упиралась выцветшими глазами в пол. Ее спасло нечто иное. Может быть, шальной вызов в зрачках?.. Или смех ее, нелепый и сумасшедший?..

Наньяка приближалась. Она не шла, но плыла, плавно колыхаясь всем телом. Вначале Конан не мог, как следует рассмотреть ее лицо, вернее, то, что находилось в верхней части призрачно-мерцающей головы. Лишь когда между ними оставалось не больше пяти шагов, он увидел… Нет, открывшееся ему нельзя было назвать уродливым или запредельно страшным. Наверное, по каким-то — нечеловеческим — меркам лицо ее можно было назвать красивым: удлиненный овал, тонкие черты, широко расставленные глаза. Но черты эти находились в беспрестанном движении — колебались, извивались, струились, перетекали одно в другое. Тяжелые веки над лунными радужками глаз вдруг утончались, совсем исчезали, углы глаз растягивались к вискам, горбинка на носу исчезала, сам нос удлинялся, нависал над верхней губой — вот уже совсем другое лицо… Оно держится три-пять мгновений, а затем перетекает в нечто третье, совсем не похожее на предыдущее… Единственное, что оставалось неподвижным в этом отвратительно текучем облике, были зрачки глаз. Четкие, жесткие, пристальные.

Наньяка приблизилась почти вплотную. Расстояние между ними теперь было не больше локтя. Она была одного роста с ним, и поэтому зрачки ее приходились на уровне его глаз. Впрочем, еще прошлой ночью он заметил, что она умеет менять свой рост, то вытягиваясь, то становясь приземистой и широкой. От нее веяло холодом, но не спокойным холодом зимы или высокогорья, но холодом незнакомым, небывалым, пронзительным, Казалось, если бы удалось сжать в один комок, в одну фигуру высотой в четыре локтя все самые злые морозы Асгарда или Ванахейма, все вьюги, всю ледяную застылость их бескрайних равнин — получилось бы нечто вроде этой нелюди.

Прошлой ночью Конан не успел почувствовать исходящий от нее запредельный холод, должно быть оттого, что сам был чрезмерно яростен и разгорячен. Но сейчас он чувствовал. Ему показалось, что подбородок его, грудь и колени превратились в лед, а следом за ними стремительно леденеет все тело. Так вот отчего умирали те, на кого обращала наньяка свой взгляд! Не от ядовитых лучей из зрачков, но от холода…