Райдо Витич - Гарон

— Авилорн — мудрец, — смущенно усмехнулась Яна.

— Скорей — слепец.

— Мне жалко, что тебя я понимаю. А так хотелось бы не знать, того, что начинаю понимать. Страшно мне от осознанья, что ад не страшен мне, ведь в нем жила я и живу, и ничего здесь нового я не найду. Горько от перемен внутри себя…Я всем случившимся буквально сражена.

— Закономерно. Правильно. И пусто огорченье — ведь, все плохое отойдет, хорошее же оживет и пустит корни, измененья коснутся каждой клеточки души… Мы вместе будем.

— Не смеши. Скажу я честно — я б с тобой осталась, но вот беда, любви во мне и грамма не осталось. Увы, мертва я что снаружи, что внутри. И выжжены предательством все клеточки души. Истоптана она и вряд ли возродится.

— Ей нужно время, чтоб восстановиться. Измена, что заноза — дай ей срок, она уйдет, и даст росток иное проявленье. А меланхолия, депрессия — пустяк, то не твое, то ад пустил в нас мрак, чтоб свет мы поняли.

— Выходит, он добряк? А, может, памятник ему за то поставить и на века его прославить?

— Ад не тщеславен, он — умен. Мы в мудрости его, себя найдем.

— В раю бы лучше поискали.

— Уже, и вспомни, разве же нашла?

— Оставь. Мне нужно было думать о сестре.

— Навязана она тебе.

— Пускай. Она родная и совсем дитя.

— Вот не сказал бы…если взять тебя. С такой наставницей уж, вряд ли порезвишься.

— Смеешься? Эльф! Что взять с тебя?

— О-о, — повернулся к ней. — Многое, не нужно и трудиться. Обсудим?

— Нет. Пора остановиться. И спать.

— Я предлагал.

— Несносен, — рассмеялась Яна. Вся меланхолия ее пропала. И как ей быть, если рядом тот, кто симпатичен, но вот беда — уже не безразличен. И пусть влечение свое любовью Яна не спешит назвать, и, вроде, бегает от глаз его и губ, но все не может убежать.

Эльф нежно прикоснулся, обнял, как и укрыл, и тем все колебанья победил. И поцелуй его был невесом. И с губ ее сорвалось тихое:

— Мой милый, Авилорн…

Круг седьмой

— Сколько мы уже идем? — спросила Яна. Лес казался бесконечным, и ей чудилось — они заблудились: запинались об одни и те же коряги, тревожили один и тот же клубок змей, отдыхали, присаживаясь на один и тот же пень, на одну и ту же полусгнившую, опавшую, может, год, а, может, тысячелетие назад, листву. Здесь было светло, но не было солнца, было темно, но не было Луны, и дня не было, и ночи, и, казалось, ничего, никого нет — ни времени, ни того, что они видят, ни их самих.

— Мы бродим по кругу.

— Здесь только так, а не иначе.

— Почему?

Авилорн прорубил очередной проход меж сплетенными сучьями корявых деревьев, и повернулся к девушке:

— Я думал ты уж поняла, что мы круги тем самым превращаем в спираль и переходим на уровень другой, а не плутаем по одному до бесконечности.

— Как раз это я и подумала.

С ветки свесилась змея и, покачиваясь в воздухе, уставилась на девушку, мешая лицезреть Авилорна.

— Отстань, — отмахнулась Яна, откидывая невольно прочь гадюку. Та зашипела рассерженно, но не напала, а уползла в кусты. — Достали уже! Куда ни посмотри — змеи, насекомые. Здесь инкубатор для пресмыкающихся? Столько развелось, что шагу не ступишь, не потревожив целый выводок то ужей, то тараканов. Мерзость! — передернула плечами. — Куда дальше?

— Как всегда, прямо.

— Но ты ж сказал — по кругу.

— Круг сам движется, помогая нам выйти. Если идешь прямо, идешь по спирали, а нет — заблудишься и пропадешь. Хочешь остаться здесь?

— Не-ет! — Яна смело шагнула в проем. И спросила, продираясь сквозь заросли. — Одно не пойму — здесь время есть?

— Нет, ад вечен и бесконечен.

— Оптимистическая теория. Нет, кому скажи — я гуляю по аду! А где ж черти?! — фыркнула, разглядывая широкие листья неизвестного ей растения. Раздвинула их и застыла — в зарослях стоял пузатый, лохматый человечек с тоненькими ручками и ножками и маленькими рожками.

— Привет! — пискнул он, раздвинув толстые губы в улыбке до самых рожек. В серых огромных глазах без зрачков, сквозило любопытство, отображая Янино, как в зеркале.

— Привет. Ты кто? — отчего-то шепотом спросила она.

— А ты? — смущенно и, одновременно заигрывающее, посмотрело на нее существо. Сунуло в рот пальчик длинной с локоть девушки и начало раскачиваться, загребая плоской, широкой ступней листву.

— Э-э-э…

— Э! — хихикнуло существо.

— Чего дразнишься? — нахмурилась девушка.

— А ты? — в ответ нахмурилось оно. Мордочка при этом стала злобной, озабоченно-обиженной. Яна вопросительно покосилась на Авилорна: что за чудо-юдо? Тот пожал плечами, внимательно разглядывая существо.