Иэн Макдауэлл - Под флагом ночи

К ее огромному удивлению, хозяин пошарил под стойкой и достал две фарфоровые чашки с отбитыми ручками. При этом он вполголоса сыпал проклятьями, громко пуская ветры в конце каждой фразы, точно ставил восклицательный знак.

— Нед Снейвли — один из немногих членов команды Джека Коленкора, которых не повесили с остальными, — пояснила Энн, беря Константайна за руку и направляя его к свободному столику в углу. — Хороший штурман, — а Нед действительно отличный рулевой — всегда может сказать, что его принудили служить на пиратском корабле, и у него есть приличный шанс, что судья ему поверит. Всём известно: пираты по большей части отвратительные мореходы, так что если им попадется хороший штурман, они стараются силой или хитростью заставить его работать на себя. Разумеется, на процессе все члены команды, за исключением самого Джека, утверждали, будто их принудили к службе на пиратском корабле, но суд поверил только Неду, корабельному плотнику и музыкантам. Кстати, Нед-то как раз и соврал.

— Вот как? Но почему ты стреляла в него, если он был одним из твоих соратников? — Константайн осторожно опустился на шаткий, колченогий стул. Его лицо белело в полутьме, словно бумага.

Энн ненадолго задумалась, припоминая тот роковой вечер у мыса Негрил-пойнт. Прохладный ночной бриз играл ее влажными волосами и трепал полы камзола. Мэри, повесив свою рубаху на планшир, методично давила вшей в швах рукояткой кинжала, и ее обнаженные груди молочно белели в заливавшем палубу лунном свете. С раскачивающихся на ветру канатов мерно капала смола; этот звук убаюкивал, усыплял, и поэтому они не сразу заметили в ночном океане темную тень подкрадывавшегося к ним капера [2] Капер (приватир) — капитан или владелец судна (а в разговорной речи — само судно), получивший официальное разрешение от властей какой-либо страны останавливать и грабить торговые суда других стран. Часто каперы становились пиратами, как, например, Уильям Кидд. этого мерзавца Барнета. Остальные пираты пьянствовали в трюме с португальцами — ловцами черепах, и когда женщины подняли тревогу, ни один из них не нашел в себе сил подняться на палубу.

— Любовь к рому, этот порок всех пиратов, погубила не один экипаж, — заметила Энн. — Они слишком часто напиваются до такой степени, что уже не способны сражаться. Так и в тот раз — весь мир для них сузился до размеров бутылочного горлышка, и когда внезапно появился враг… Мы с Мэри кричали и бранились на чем свет стоит, а под конец даже выстрелили пару раз в люк в надежде, что уж это-то заставит их протрезветь, но где там!.. Ничто, как видно, не могло привести их в чувство, и хотя я ранила Неда, а Мэри и вовсе убила одного из наших, нам пришлось сражаться только вдвоем. Уж можешь мне поверить, мы показали все, на что были способны, да только без толку… — Тут Энн задумалась, что будет, если она снимет рубаху и покажет ему свои шрамы: один от абордажной сабли, распоровшей кожу точно между грудями, и второй — от абордажного топора, зацепившего бок в нескольких дюймах над бедром. — Я всегда говорила: лучше умереть, как мужчина, чем быть повешенным, как собака. Эти же слова я кричала им и в ту ночь, но они лишь барахтались в собственной блевотине и ничего не слышали. Знал бы ты, Константайн, как это было обидно! Ведь если бы не этот проклятый ром, мы могли бы отбиться, вполне могли!.. Я даже сказала об этом Джеку, когда его потащили на виселицу, да было уже поздно.

Строго говоря, если бы не начавшие разбухать чрева, Энн и Мэри должны были бы болтаться на виселице рядом с Коленкором и остальными. Судья помиловал их только потому, что обе женщины были в положении, и заменил казнь длительным тюремным заключением. Но Энн повезло. Кристиан Сотби — богатый плантатор и знакомый ее отца — обратил внимание на ее пока еще не обезображенную беременностью фигуру. Энн по-своему любила Джека, но у нее не было ни малейшего желания гнить в тюрьме, храня верность его памяти, поэтому на оценивающий взгляд Кристиана она ответила взглядом дерзким и откровенным. Это решило ее судьбу. Сотби пользовался большим влиянием в городе, и ему удалось добиться, чтобы Энн выпустили на свободу. У Мэри же не было ни богатых родственников, ни покровителей, поэтому рожать ей пришлось в тюрьме, где она и умерла от родильной горячки. Вскоре после этого умер и ребенок Энн.

Заполняя возникшую в разговоре паузу, Энн сделала из кружки большой глоток и почувствовала, как ром обжег свежую ранку на десне. Совсем недавно она потеряла коренной зуб. К счастью, все передние зубы были по-прежнему целы.