Макс Далин - Убить некроманта

Агнесса сказала:

— Всё будет хорошо, государь. Мёртвых предадут земле. Бумаги — у Клода. Всё в порядке.

Ничего не в порядке, подумал я и провалился в мягкую черноту без дна.

Вероятно, я тогда умер бы, не будь при мне вампиров.

Никто не сделал бы для меня больше, чем Агнесса с Клодом. Они вытащили меня с Той Самой Стороны — будем называть вещи своими именами.

Уже много позже я узнал, что натворил тот освобождённый поток Дара. Смерть расплескалась, широким кругом, захватив почти весь городской центр, королевский дворец, торговые ряды — на милю вокруг, не меньше. Городу ещё повезло, что многие его жители разбежались при виде моей армии; но всё равно, те, кто остался, — простой люд, ремесленники, купцы, женщины — все они попали под тот же топор, как это ни прискорбно. Живые люди уцелели только в предместьях, но были в таком ужасе, что никому и в голову не пришло соваться к королевскому дворцу, где происходил какой-то кошмар. Я пролежал в тающем снегу среди трупов до самых сумерек — и никто не попытался меня добить.

Понятно почему. Клод говорил, что у него и у Агнессы, спавших в заброшенном склепе на городском кладбище, в тот момент, когда я воззвал к Дару, было такое чувство, будто они горят в своих гробах. Представляю себе, что тогда ощутили живые люди.

Мертвецы, поднятые во время войны, легли в тот момент, когда я потерял сознание. Но гвардия, чары на которой были гораздо надёжнее, закреплённые не только моей кровью, но и моими прикосновениями, осталась на ходу. Вампиры, перепуганные происходящим и собственными ощущениями, полетели искать меня, как только солнце скрылось за горизонтом, — и нашли в окружении гвардейцев-скелетов, замерших, как истуканы. Нашли умирающим — не столько от холода и ран, сколько от того, как я себя сжёг. Рядом с остывшим телом Магдалы. У ног игрушечной лошадки. Эту лошадку они и запрягли в какой-то подвернувшийся под руки фургон, принадлежавший раньше столяру, наверное, потому что в нём лежали доски.

На доски они просто набросали тряпья, найденного на месте бойни, — попон, чьих-то плащей… Среди этих тряпок я потом нашёл пару штандартов Перелесья. В моей крови — ирония судьбы.

Агнесса говорила, что трупы валялись повсюду, будто громом поражённые. В тот день в Перелесье умер король, умерли четверо членов Большого Совета, с ними — человек пятьдесят личной свиты Ричарда, его канцлер, его церемониймейстер и его егерь. Не говоря уже о гвардии, страже, челяди… Хорошо поразвлекались. А вот оба принца выжили — их не взяли с собой, они под присмотром кого-то из королевских родственников остались в столице. Но всё это я тоже узнал гораздо позже.

Я возвращался с войны домой. Днём меня охраняли гвардейцы — этот жалкий фургон, который мой игрушечный конь тащил на северо-восток, карету, видите ли, короля, выигравшего войну. Ночью прилетали вампиры, поили меня вином и молоком, смешанным с кровью, целовали, пытаясь влить в моё бедное тело свою Силу… Я этого почти не помню. Не образы — только бледные призраки в холодной темноте, смутные, хотя и милые сквозь полузабытье. Я проболтался между жизнью и смертью две недели. Неумершие говорили потом, что я бредил Магдалой, называл Клода Оскаром, звал Нарцисса и просил, чтобы ко мне пустили Магдалу. И снова — о Магдале.

Тогда моему телу было совсем худо, но душе — вполне терпимо. Для души на границе миров Магдала была жива — я даже, кажется, разговаривал с ней. Невыносимо больно стало, когда я начал потихоньку приходить в себя. Когда я вспомнил.

Нам дали только три дня. Жалкая подачка судьбы, циничная усмешечка Тех Самых. Моя самая светлая надежда, самая нежная любовь, которая могла бы всё перевернуть. Магдала, Магдала…

Я возвращался с войны домой — и если я не дал себе умереть тогда, то только потому, что Междугорью нужно было вернуть Винную Долину и Птичьи Заводи. И нашей короне пригодился бы серебряный рудник в Голубых Горах. Я должен был всё это утвердить. Вернуть в эти земли своих подданных. Занять новые крепости своими гарнизонами. Продолжать делать свою работу, потому что мои несчастья, в сущности, всего лишь несчастья одного из людей в одном из миров…

Но как я жалел, что стрела пробила бок, а не горло… Я бы умер таким же счастливым, как она, моя освободившаяся девочка, моя королева, которую похоронили чужие, а я не смог даже поцеловать её в последний раз, даже отрезать её локон на вечную память… Единственное, что утешало меня в какой-то мере, — я всё-таки исполнил её просьбу или заклинание: я не дал Перелесью себя забыть. Можно быть уверенным — того, что я устроил в городке близ столицы, тут не забудут и через двести лет.