Осторожно ступая по куче рыхлой кирпичной крошки, Ольга боязливо выглянула, готовая в любой момент отпрыгнуть на безопасное расстояние. Глянула вправо-влево. Никаких мраморных львов, ни оживших, ни вернувшихся в свое прежнее состояние. Кажется, все кончилось: как и в других случаях, и эти ночные твари с первыми солнечными лучами поспешили возвратиться в свое безобидное обличье…
Оглядев себя, Ольга печально вздохнула и принялась усердно чистить платье, приведя тем самым в непотребнейшее состояние оба своих носовых платка. Нельзя сказать, что она теперь выглядела столь же безукоризненно, как накануне неудачной вылазки в чертов дом, но все-таки можно было появиться в центре города, не вызвав удивленных взглядов прохожих. Конечно, одежда еще носит следы пережитых тягот – но частенько случается по утрам, что вполне светские молодые люди возвращаются домой в несколько предосудительном виде, и платье их выглядит куда более плачевно, чем сейчас у нее… Сойдет.
Чуть поразмыслив, поколебавшись, она все же направилась в сторону бероевского дома. Еще издали увидела львов на прежних местах: они лежали в тех же позах, придавив передними лапами чуть выщербленные трудами непогоды и уличных мальчишек мраморные шары, и не было ни малейших признаков того, что они совсем недавно носились по улице, словно самые прозаические бродячие собаки. Вообще не было ни малейших следов недавней трагедии: ни трупов, ни единой щепочки от разбитой кареты, ничего. Стало быть, случившееся имеет не вполне обычное происхождение: будь все иначе, на месте происшествия уже толпились бы зеваки, пересказывая друг другу подробности виденного. Да и никакие, даже самые исправные, дворники не смогли бы убрать все до единой мелкой щепочки. И полиции было бы полно, такие дела затягиваются надолго. Значит…
Ольга поправила на голове шляпу, с умыслом выбранную чуть меньше, чем следовало, – чтобы сидела на голове прочно и, не дай бог, не слетела при порыве ветра, явив прохожим волну девичьих волос. Благодаря чему и не слетела во время заполошного бегства – иначе Ольга теперь не знала бы, как и выходить из положения…
Пройдя мимо львов и даже не покосившись на них, Ольга остановилась у парапета и попыталась не просто обдумать происшедшее, а быстренько составить более-менее подходящий план действий на будущее. После гибели Трифона и Анатоля квартира Фельдмаршала для нее отныне закрыта – кстати, и ключа не осталось. К домику на Васильевском следует прибегнуть в самый безвыходный момент, с величайшей оглядкой и всеми предосторожностями: там может оказаться засада из вполне дневных субъектов, которые никаких зловещих умыслов не питают, а просто-напросто, согласно законам империи, разыскивают сбежавшую от хозяина крепостную девку, в чем им любой полицейский (да и изрядное число обрадовавшихся случайному развлечению обывателей) окажет содействие…
При себе у Ольги было оружие – кинжал и два жилетных пистолета, а также, что гораздо существеннее, тысяч на полтораста брильянтов и более пятисот рублей денег, большей частью золотом. С лихвой хватит, чтобы, по крайней мере, не маяться, голодом и жаждой. А вот касаемо крыши над головой – не все так оптимистично. Снимая домик на Васильевском, она не предъявляла никаких документов, удостоверявших личность гусарского корнета, да их и не спрашивали. А вот гостиница… Ольга совершенно не представляла, какие там порядки: следует ли непременно предъявлять документ или этого не требуется? Не зная точно, в гостиницы лучше не соваться. Но что же придумать?
Понемногу кое-какой план начал вырисовываться – и не такой уж глупый, никак не авантюрный.
Ольга решительно направилась в сторону дома, где обитал сердечный друг Алексей Сергеевич… Чувствовала при этом легкие угрызения совести – слишком уж быстро и легко, оставив попытки первым делом прорваться именно к нему, она утешилась с Анатолем. Но винить себя, быть может, и не следовало. Положа руку на сердце, Ольга Алексея нисколечко не любила. Не было с ее стороны и тени возвышенных романтических чувств: ей просто-напросто хотелось утолить некоторые желания, свойственные молодой женщине не менее, чем молодому человеку. Вот и все. Скрупулезности ради можно вспомнить, что его любовных излияний она выслушала предостаточно, но на ответные была скупа – так что, с какой стороны ни смотри, упрекать ее не в чем. Разве что в том, что дерзнула держаться на мужской манер. Но тут уж, простите… Если молодой человек, имея любовницу, мимолетно утешится с другой, все без исключения мужское общество не увидит в том ничего предосудительного. Наоборот, будут подмигивать со всем решпектом: «Ловок, братец, ловок!» Почему же девушка не имеет прав на подобное поведение? Удобно мужчины устроились: себе они разрешают всевозможные вольности и привилегии, а от прекрасного пола требуют соблюдения целой кучи строжайших правил. Как гласит мужицкая пословица: что игумену можно, то братии – зась. [1]Нет уж, позвольте и нам, женщинам, пользоваться – пусть и втихомолку – мужскими вольностями…
Читать дальше