Александра Усманова - А дело было летом...

Этот городок, радостно спешащий к морю, словно мальчишка, сбежавший с уроков, испокон веков лепился к окрестным скалам. Его узкие петляющие улочки — кое-где вымощенные камнем, кое-где покрытые рыжей пылью — сбивали с толку любого приезжего. Эти сонные улочки, напоённые покоем знойного лета, послушно ложились под ноги и вели, куда им самим заблагорассудится. Словно сказочные лесовики, они запутывали, обманывали, шутили свои шуточки и тихо смеялись, глядя на таких забавных человечков.

В этом городишке всегда пахнет яблоками, морем, солнцем, впитавшимся в каждый камушек, в каждый росточек этого города; здесь всегда шумит ветерок, смеются дети, цикады с кузнечиками выводят свои бесконечные «ррии-ррии», а вальяжные коты лениво жмурятся на солнышке. Славный городок — тихий, умиротворенный, практически незаметный.

И надо же такому случиться, что именно об него споткнулось Время, спешащее по Важным Вселенским Делам. Споткнулось, и шлёпнулось наземь, в кровь обдирая коленки с ладонями о камни, прикрытые пылью.

Время вскочило на ноги, метнулось направо, налево, крутнулось волчком и помчалось наверх, но улочка, сделав незаметный плавный изгиб, привела его прямёхонько к морю. Ещё десяток шагов, и можно будет окунуться в его зеленоватые волны. Время рванулось к воде, но улица внезапно изогнулась под ногами, и — здравствуй, "верхний город"! Кажется, до вершины можно шапкой добросить!

Но у Времени не было шапки. Вот незадача!

Несчастное, оно плутало по городу, покуда Солнце не скрылось из виду, спеша на покой, и Время в изнеможении опустилось прямо на голые камни, привалившись спиной к валуну.

Трое прохожих тихо пылили сандалиями.

— Время, — обронил первый, не останавливаясь.

— Не местное, — бросил второй.

А третий буркнул что-то среднее между:

— Что оно тут забыло?

— Делать ему, что ли, нечего?

И троица растворилась в сиреневой дымке набежавшего сумрака.

Прошло ещё несколько дней. Растерянное Время-не-местное сидело под солнечными часами (в одной руке — колба с песочными, в другой — клепсидра) и пыталось понять хотя бы, какая эпоха стоит на дворе, не говоря уже о точной дате и времени. Дети водили вокруг него хороводы, а кошки ластились о колени и громко мурлыкали, наполняя Время новым, доселе неведомым ритмом.

— Вижу, сынку, тебя что-то серьёзно тревожит, — проговорил старик, прихлёбывая чай. — Ты мне скажи, авось скумекаю чегой-то, а?

Мужчине, что сидит напротив, лет пятьдесят. Он принадлежит к породе неторопливых, рассудительных, надёжных людей, которые всегда поступают по совести или по велению сердца. Они всегда кажутся невозмутимыми, разглядеть в них тревогу, беспокойство, напряжение — непросто. Но, поди ты! Старый-престарый дедок с бородой почти до пояса, длинной трубкой в зубах, ясными глазами и старинным именем Христофор, увидел метания души случайного полуночного гостя.

— Да нет, отец, всё хорошо, — сказал Пётр Иванович. — Машина сломалась, так не беда. Шофёр уже сообщил на станцию, будет подмена, а утром мы поезд нагоним.

— Нет, сынок, — прищурился дед Христофор, — меня ты не проведёшь. Вижу, стряслось таки что-то, наизнанку тебя выворачивает.

Старик пристально поглядел на Петра Ивановича и продолжил свою неторопливую речь.

— Нет, не бедокур ты. И не про работу печёшься. Там порядок. Обман? Не обманул никого, и не собирался, но может случиться. Так что же стряслось?

— Понимаешь, отец, я слово дал одному человеку, что буду ждать его, но теперь…

Он махнул рукой в сторону легковушки.

— Ага… Обещал… Скажешь про что?

Пётр Иванович на секундочку опустил глаза, словно устыдился чего-то, затем поднял взгляд на старика и заговорил.

— Машинист я. Вожу поезда. Две недели назад я ехал из дома на станцию, принимать смену. В электричке напротив меня сидела девчонка. На вид — пигалица, но смышлёная, бойкая, славная. Разговорились мы по дороге. Узнал я, что едет она на море, а вертаться будет аккурат сегодняшней ночью. Хорошо мы поговорили. Глянулась она мне, отец, а чем, даже не знаю. Может, потому что сердце у неё на месте? Вот я и спросил, какой поезд обратный, посмотрел на своё расписание, сверил, и вышло, что я буду этот поезд вести. Не всю дорогу, конечно, но всё же… И тогда я сказал, не хочет ли она постоять, так сказать, "у руля", прокатиться вместе со мной. Ты бы видел, отец, как загорелись её глаза! Чисто мальчишка, которому предложили невиданное сокровище. Вот так и порешили, что сегодня ночью, ровно в два восемнадцать она выскочит из своего вагона, а я подхвачу. Если, конечно, не проспит.