Макс Фрай - ПрозаК

В городе что-то негромко тикало и взрёвывало, какие-то взбесившиеся будильники, заводские сирены, гудки автомобилей, а поскольку мы стояли уже долго, некоторые стали улавливать в этом городском шуме мелодию; потом стало казаться, что это не мелодия, а бесконечно зацикленный музыкальный речитатив, как будто у города села батарейка, как будто он с нами вот так вот прощается. Кто-то будто бы расслышал даже бесконечно повторявшуюся фразу “уходите”. Не знаю, лично я ничего такого не услышал.

Город на наших глазах становился меньше, съёживался, как будто кто-то поливал его серной кислотой. Улицы стягивались плотными кольцами, повсюду слышался тихий хруст, далёкий звон бьющихся стёкол. Одновременно все всё поняли. Молча отвернулись и, пряча друг от друга лица, пошли по цепочке наших следов назад, в пустоту. Люди с мегафонами что-то каркали, их голоса вибрировали в тишине.

Не помню, с чего началось, но кто-то вдруг сказал, что ему неловко осознавать себя причиной свалившегося на всех несчастья — ведь именно он производил так много ненужных пакетиков, жевачек и ложечек из пластмассы, которые потом валялись на улицах в виде мусора. Тут другой человек сказал, я тоже виноват, я завозил в город крупные партии автомобилей, а автомобили отравляли воздух всякой дрянью. Третий признался, что он строил очень много домов, и уничтожал очень много деревьев. Все в чём-то признавались. Кто-то сказал, что он запретил дворникам счищать зимой снег лопатами и приказал им посыпать тротуары специальным реагентом, от которого снег превращается в блестящую чёрную жижу, которая губит всё живое, а люди в метро ломают себе носы, поскальзываясь на тонкой плёнке. Моя соседка сказала, что она вообще-то не очень досаждала городу, так — всё больше по мелочам: то на общегородской субботник не выйдет, то забудет вымыть этаж по графику. Кто-то ссал в лифте, кто-то мучил кошек (не сразу до нас дошло, что город научился такту умирания у кошек и собак), а мужчина с простуженным голосом даже признался, что когда он был юношей, он дёргал троллейбус на остановке за рога, чтобы тот не смог ехать дальше.

На обратной дороге нам попадались группы горожан, которые подобно нам экспедировались на поиски города; мы говорили им, что это не нужно, что самое лучшее — возвращаться с нами назад, но они не слушали и продолжали свой путь.

Мы шли, и каждый думал примерно об одном и том же. Хорошо, когда все думают примерно об одном и том же. То есть, конечно, не всегда это хорошо, но тогда это было самое то.

Потом мы добрались, наконец, до места, с которого началось наше путешествие. Там уже вовсю кипела работа: кто-то раздобыл доски, кто-то кричал, что знает, как найти кур и где можно взять тёплые одеяла, а мужик в телогрейке дал мне колун и деловито указал на горку поленьев. Да, нужно рубить, холодно, а так у нас будет шанс пережить эту зиму.

В ходе работы мысли о городе отступили на второй, а там и на десятый план. А легче мне стало ещё тогда, на обратной дороге, когда я рассказал, что писал несмываемым фломастером в лифте слово “AC/DC”, бил стёкла в заброшенных домах, а мастера вызывал только недели через две после того, как кран сорвало.

Белесая мгла рассеивалась, появились первые проблески солнца. Мы отвоёвывали у этого холодного безлюдного пространства шаг за шагом. То здесь, то там возникали какие-то постройки, пусть примитивные, но зато как пахло от них свежеструганными досками!..

— Когда же так пахло? — спросила соседка с моего этажа, словно прочитав мои мысли. — Может, в детстве?

— Да, — ответил я ей. — Точняк как в детстве.

©Дмитрий Брисенко, 2004

Когда Прихватов догадался, что за ним следят, было уже поздно что-либо предпринимать. Прихватов тихим голосом поинтересовался, выходит ли стоящий перед ним гражданин, тот потеснился, и Прихватов, виновато шмыгнув носом, сошел на совсем не нужной ему остановке.

Оглянувшись, он убедился, что следящий за ним сошел тоже. Прихватову показалось, что за время поездки на троллейбусе морозу прибыло: теперь пар изо рта клубился вовсю, а асфальт побледнел. Прихватов еще раз обернулся. Следящий тут же воткнулся глазами в рекламный щит, зато женщина, наоборот, отвела взгляд от идущей навстречу девушки и посмотрела прямо в глаза Прихватову. “Эк она впилась”,— подумал он беспокойно. При этом женщина сделала чуть заметный жест рукой, немного больше отведя ее назад, точно принимала эстафетную палочку. Что-то переключилось в сознании Прихватова, и он с тоской скрипнул зубами: “Началось”.