Макс Фрай - ПрозаК

©Лена Элтанг, 2004

Это просторное прямоугольное помещение с высоким индустриальным потолком. Стены выкрашены в белый цвет. Это не очень чистый белый цвет. По периметру на неправильных расстояниях друг от друга расположено множество дверных проёмов. Дверей в проёмах нет и видна Пустая Обитель, светло. В помещении стоит несколько сотен небольших пластиковых креслиц оранжевого цвета. Они стоят в полутора метрах друг от друга по всей площади пола. Время от времени в одном из дверных проёмов становится темнее и в зал входит житель. Он садится на свободное креслице (свободных кресел много) и некоторое время (чаще долго) ждёт. Потом, не дождавшись, уходит. Ожидающие сидят так, чтобы не мешать друг другу, а более — чтобы не мешать себе другими.

"Странное это событие смерть деревенского священника", — читает житель пустого города, стоя в месте для чтения. Автор пишет: "…Есть в нём нечто поразительно обыденное. Ведь настоятель храма — своего рода духовный центр общины, сопровождать прихожан, переступающих черту жизни и смерти, входит в его обязанности, он как бы отвечает за умерших. И вот священник сам лежит мёртвый в своём храме. И поневоле кажется, что на сей раз он чересчур серьёзно отнёсся к исполнению долга. Или того пуще, что священник пал жертвой ошибки: учил-учил людей, как надо умирать, решил продемонстрировать им это сам и вот чего-то не рассчитал — взял и действительно покинул сей мир…" Читающий испытывает ласкающее чувство чужеродности, читая дальше: там написано, что вся деревня провожала гроб с телом священника к месту сожжения, а когда послушник (оцените это слово: по — слуш — ник) начал читать сутры, стало казаться, что мёртвый священник из гроба подсказывает ему слова. Видимо (так думает читающий житель пустого города), послушник читал сутры по памяти и вслух. Интересными людьми были древние — во всём находили для себя развлечение, с детской непосредственностью радовались обыденным вещам, могли получать эстетическое удовольствие даже от такой банальности, какой является смерть, украшали гроб цветами, праздничной толпой валили за гробом до места кремации, да ещё и читали при этом стихи (в конце книги указано: "Сутры — род поэзии."). Читали прямо у гроба — на это стоит обратить внимание. Сейчас всё иначе. Люди разучились получать простые радости от простых явлений. Смерть никого не увлекает, никто не ходит в утилизационный цех смотреть на покойников, никто не читает у гроба стихов. Вслух вообще никто не читает. Читают только в местах для чтения, устроенных по два-три на каждую внешнюю сторону каждого квартала, кроме административных. Место для чтения выглядит так: это ниша в стене квартала, способная вместить стоящего человека и оборудованная звуконепроницаемой дверью и плоским экраном, который может опускаться или подниматься так, чтобы быть на уровне глаз читающего. Читать вслух категорически запрещено. То, что делали древние, в большинстве случаев глупо и нерационально, но информация об их деяниях щекочет абсурдностью. Для этого нужны места для чтения.

Служебную и специальную литературу и документацию читают на рабочих местах.

Просторный зал удобной формы (прямоугольный). На трёх светлосалатных стенах намётки схем минималистических абстрактных рисунков, выполненные масляной краской жёлтого, бурого, коричневого, чёрного и голубого цветов грубой широкой кистью. На кисть набиралось мало краски, линии несплошные, короткие, обрывающиеся. Четвёртая стена (восточная: эстетика храма и ложи) — яркожёлтая и покрыта красными спиралями древних солярных символов. На полу сидят и лежат люди разного пола и возраста. Их несколько тысяч (около десяти). Они не смотрят друг на друга и о выражении большинства лиц можно сказать, что оно отсутствует. Среди сидящих и лежащих жителей пустого города ходят обнажённые мальчики и девочки (предполагаемый возраст — 13 лет) в золотых полумасках и поясах и разносят на бежевых пластиковых подносах томатный сок в одноразовых стаканчиках с изображением Первого Космонавта. Сидящие и лежащие молча берут сок и, не благодаря, выпивают. Начинает звучать музыка (предположительно — индустриальные обработки DOORS или барабанный оркестр ONDEKOZA). Все сидящие и часть лежащих немедленно поднимаются (именно поднимаются, но не вскакивают) и начинают танцевать. Никто не образует пар или групп во время танца. Дети с подносами уходят. Появляются две-три сотни молодых людей (пол неопределим) в салатных синтетических комбинезонах. Они равномерно рассеиваются по танцполу и, танцуя одностильно, создают ощущение всеобщности действа. На неравных расстояниях друг от друга в западной, южной и северной стенах есть множество дверных проёмов без дверей. Нижняя часть восточной (жёлтой) стены маскируется световой завесой, но несколько входов/выходов есть и там. Некоторые из танцующих сбрасывают с себя одежду и мастурбируют, не прекращая танцевать. Выражения лиц у всех по-прежнему отсутствующие. Исключение составляют молодые люди в салатных комбинезонах: они улыбаются, потому что они на работе. В воздухе стоит запах пота и выделений половых желез множества живых человеческих тел. Музыка умолкает. Все садятся и ложатся на пол. Молодые люди в комбинезонах уходят из зала и их снова сменяют нагие дети с подносами с томатным соком. Несколько минут стоит почти полная тишина. Потом всё повторяется. В каждой из четырёх стен есть окно. Все окна расположены на разной высоте и по-разному ориентированы относительно середины горизонтального параметра стены. Размеры окон невелики. Подвесной потолок зала прозрачен и пропускает свет множества белых ламп, расположенных под крышей данного помещения. Иногда в одно из окон может влететь голубь или воробей. Чаще всего их не замечают.