Макс Фрай - ПрозаК

Недовольный Мухтель переборол преступное искушение, покинул палату и побежал к служебному лифту. На бегу он поправлял сбившийся колпак и пытался избавиться от сосущего беспокойства: что-то было не так, что-то могло случиться. Добежав, куда хотел, Мухтель нажал кнопку вызова и стал раскачиваться на пятках. Когда захрипели двери, он чуть не упал, ибо успел отклониться достаточно далеко, застигнутый страшной догадкой. Не обращая внимания на обманувшийся в ожиданиях подъемник, он бросился назад. В палате интенсивной терапии его ожидало ужасное зрелище: Штрумпф, успевший освободиться от электродов, иголок и мочеприемника, тяжелой трусцой, совершенно голый и беспомощно грузный, бегал вокруг кровати. Тяжелый живот колыхался в полном отчаянии, лицо посинело, дыхание с клокотанием вырывалось из приоткрытого рта.

— Стой! — Мухтель думал, что ахнул, но вместо этого крикнул кладбищенской вороной. — Что ты делаешь! …

Послушный Штрумпф немедленно сел на постель и начал заваливаться. Мухтель метнулся к дефибриллятору.

— Сюда! Сюда! — звал он, путаясь в аппаратуре.

Штрумпф кашлял, Штрумпф терял сознание.

Мухтель, видя, что дело плохо, плюнул на технику и решил действовать по старинке. В палате уже суетились разные люди, щелкая переключателями, наполняя шприцы, готовя клеммы, заряжая системы для внутривенного возрождения. Мухтель же, уподобившись гейше из недавно помянутого Штрумпфом кино, действительно оседлал бездыханное, расползшееся пузо и начал делать дыхание рот в рот. "Вот, не зарекайся", — подумал он, вспоминая галстук с колготками. Надув застывшие легкие, Мухтель сложил из кистей увесистую птицу и возложил на сердце Штрумпфа; птица стала энергично приседать, норовя переломать ребра. Тем временем подручные уже отводили мертвому руки, погружали в глубокие, похороненные под толстым слоем белого мяса, вены крупнокалиберные иголки; еще что-то делали, и неизвестно, что помогло, но Штрумпф ожил. По черному экрану побежал радостный и легкий зеленый змей; Мухтеля оттеснили, прицелились в Штрумпфа маской. Мухтель, отирая пот, слез на пол и отошел, наблюдая за реанимационным мероприятием.

Через два часа напряженных трудов пациент окреп достаточно, чтобы вступить в переговоры с лечащим врачом.

— Какая же ты скотина, — обратился к нему лечащий врач. — К тебе что — приставить персональный пост? Связать тебя? Ты хочешь меня под монастырь подвести?

— Брось, — слабо вымолвил Штрумпф. — Ты знаешь, зачем я это сделал.

— "Знаешь"! — передразнил его Мухтель и помолчал, напрасно стараясь погасить в себе любопытство. — Ну? — спросил он в конце концов, грубо и с наигранным равнодушием. — Какие успехи?

— Я почти схватил его, — Штрумпф порозовел от волнения. — Он выскользнул у меня из пальцев. Из-за тебя. Ты слишком поторопился меня оживить.

— Извини, — язвительно сказал Мухтель. Его сарказму не было границ. — Больше не повторится. Никакой искусственной вентиляции, перед смертью не надышишься. Ты лучше не томи, ты давай, описывай свое сокровище.

— Круглое, — беспомощно и виновато ответил Штрумпф. — Немножко мягонькое. Верткое. Вывернулось, будто в сито.

— Ну, так нечего пальцы делать на том-то свете, — наставительно сказал Мухтель. — Означает ли это, что ты не успокоишься на достигнутом?

В глазах Штрумпфа образовалось нечто такое, от чего ему стало неловко, как если бы он отдавил лапу верному псу. Мухтель увидел, что Штрумпф готов снести любое унижение, любую насмешку.

— Послушай, — вздохнул Мухтель. — Может быть, тебе хватит рауш-наркоза? После двух клинических смертей я ни за что не поручусь, я иду на безбожную авантюру. Если меня застанут за этим занятием, мне конец. Ты играешь на самых тонких струнах моей души. У меня нехорошее предчувствие. Если раньше я имел дело лишь с путешественниками, которых впору называть красными следопытами, то сегодня я ощущаю себя черным. А ты? Это богопротивные мысли.

— Дело не в названии, — нетерпеливо возразил Штрумпф. — Какая разница, как назваться? Помоги мне, и я сделаюсь твоим вернейшим сторонником. Ты знаешь мои возможности. Мне, может быть, удастся даже выхлопотать тебе специальное помещение под лабораторию.

Мухтель сломался.

— Мы будем эфирными следопытами, — он пошел на компромисс. — Проклятье! Я даже не могу дать тебе на подпись бумагу, чтобы ты расписался за ответственность.

Штрумпф не обратил на его слова никакого внимания.

— Рауш-наркоз не годится, — ответил он с нездоровой уверенностью. — Это не смерть. Дай мне еще побегать или введи какую-нибудь дрянь, от которой у тебя есть противоядие.