Даниэл Уолмер: Чаша бессмертия

Набитые бутылями дорожные сумки мелодично позванивали в такт крупной конской рыси. Звук этот немного развеивал унылые и скучные мысли, осаждавшие киммерийца, словно рой мошкары где-нибудь в ванахеймской тундре. Чтобы разогнать их окончательно, Конан вытащил прямо на ходу одну из бутылей, хорошенько взболтал, вынул зубами пробку и отхлебнул несколько крупных глотков. Да, Гарриго не прихвастнул: вино в его древних родовых подвалах и впрямь отличное и крепкое, словно ласка красотки после длительного воздержания!

Но все равно он зря поддался на его уговоры вчера вечером…

— Прошу тебя, Конан, сделай это ради нашей с тобой дружбы! — упрашивал его герцог. Изможденный его вид и напряженно горящие глаза придавали еще большую убедительность голосу. — Разве ты не говорил, что хотел бы помочь мне, хотел бы увидеть меня прежним?..

— Говорил! И не отказываюсь от своих слов! Но что ты хочешь от меня? — горячился варвар. — Нужно с кем-нибудь сразиться, скрестить мечи или шпаги?.. Нужно вытрясти из кого-нибудь душу?.. Нужно подставить грудь под удар?.. Что?!.. Я не ослышался: ты просишь меня протрястись шесть дней в седле, чтобы добраться до этого Майгуса (Нергал его побери!) и обратно? У тебя, что, нет гонца и пары охранников в придачу, чтобы поручить им это?.. Или этот самый Майгус отличается свирепым нравом и разрывает на клочки всякого, кто подъезжает к нему ближе, чем на пять локтей!?..

— О нравах и привычках Майгуса я знаю только то, что они непредсказуемы, — терпеливо ответил герцог. — Именно поэтому я прошу съездить к нему тебя, Конан. Ты сам понимаешь, насколько для меня важно, чтобы этот аргосский чудак согласился помочь Зингелле. В ней — последняя моя надежда, последнее мое упование! Не секрет, Конан, для тех, кто тебя знает, что удача бегает за тобой по пятам. О твоих невероятных подвигах ходят легенды по всей Хайбории. Боги любят тебя! Если Майгус почему-либо взбрыкнет и откажется составлять гороскоп Зингелле, один его взгляд на тебя может заставить его переменить решение. Один твой вид, Конан, способен убедить любого!..

На такие слова киммерийцу возразить было нечего. И хотя мысль о предстоящем путешествии нагоняла на него тоску, он согласился. Немало способствовало его согласию и то, что Гарриго обещал плотно набить все дорожные сумы Конана и двух его спутников (солдат охраны, которых он настоял взять с собой для большей надежности) самым отборным вином из своих знаменитых подвалов.

— Но и это еще не все, Конан, — сказал герцог, провожая его ранним утром к воротам своего особняка. — Ты погляди только, какой красавец! Теперь он твой.

Слуги подвели к Конану огромного вороного жеребца, горячего и статного, из лучших аквилонских конюшен. Киммериец восхищенно присвистнул. Высокие и сильные кони, с широкой грудью и холкой в человеческий рост, на которых его мощная фигура смотрелась ловко и соразмерно — были его слабостью.

— Эту зверюгу я подарил Зингелле год назад, — сказал Гарриго со вздохом и провел ладонью по блестящему крупу, отчего конь фыркнул и замотал головой, раздувая ноздри. — После случая со старухой она невзлюбила его и каждый день спрашивает, спустили ли с него шкуру и отдали ли на колбасу…

— На колбасу — такое чудо?! — Киммериец вскочил в седло и подобрал поводья. — Она большая шутница — твоя Зингелла. Надеюсь, когда с ней будет все в порядке и настроение ее улучшится, она станет шутить веселее!

К вечеру третьего дня Конан и двое его спутников добрались, наконец, до обители нелюдимого звездочета. К этому времени дорожные их сумки значительно полегчали и не издавали больше мелодичного звона. Зато время в пути пролетело почти незаметно, и все трое — Конан и охранник — прониклись раскованной и теплой приязнью друг к другу.

— Надеюсь, почтенный Майгус не окажется скрягой, — заметил Конан, поворачивая вороного жеребца к видневшейся в десяти шагах от дороги живой изгороди, тесно примыкающей к двухэтажному каменному дому. — Пусть вино в его погребах не такой тонкой выделки, что у Гарриго, лишь бы его оказалось вдоволь!

— Слыхал я, что звездочеты вообще не пьют! — заметил один из охранников, простодушный молодой парень по имени Хорхе.

— Брось! — возразил Грумм, более старший и умудренный жизнью его приятель. — Я слышал как раз наоборот: заливают в себя до тех пор, пока звезды не начинают так и скакать по небу, выписывая немыслимые кренделя!

Подъехав вплотную к дому, Конан сокрушенно присвистнул.