Елена Малиновская: Хозяйка

В мире царило спокойствие сытой довольной жизни. Старые раны, нанесенные безжалостной войной, зарубцевались, недавние сражения превращались в легенды. Зантивия процветала, самостоятельно обходясь без заботливой опеки старшей сестры – Миа, без труда отражая редкие жиденькие набеги кочевников, которые ныне вовсе прекратились. Острова под мудрым руководством Эрика с Наурой возродились из пепла и руин. Изменился и Орланд, под неусыпным контролем Анаиры превратившись в строгого, но справедливого короля. Эйрид возглавил его следопытов, сменив на этом посту Ардалиона, который перешел в подчинение Леона. Он продолжал свои моральные изыски, изучая нравственные миры окружающих. Частые беседы с Дрианой насчет назначения человека более не приносили хоть какого-либо ощутимого результата. Он все глубже погружался в себя, разрабатывая собственную концепцию мироустройства. Императрицу начинали беспокоить его воззрения на жизнь. Да и, чего греха таить, она с бессилием призналась себе в том, что Ардалион создает новую религию – веру в непротивление злу. А от этого до возникновения богов лишь шаг, ведь человек обладает необъяснимым и страшным даром оживлять все, во что поверит всем сердцем. Слишком много людей ощущали себя обкраденными, лишившись верной и беспрекословной отговорки за свои неудачи. "Воля богов", – и можно не беспокоить себя вопросами справедливости, свалив беды и бесчинства других на абстрактное существо. Зачем биться за чьи-то убеждения, если Он все видит, всех прощает? К чему вставать на защиту слабых, если Там они будут причислены к лику святых? Смирись с ролью раба, и этим ты будешь более угоден ему, чем безумцы, пытающиеся разрубить гордиев узел зла и дать достойный отпор негодяям.

Дриана яростно заворочалась на постели. Она не понимала и не принимала рассуждения Ардалиона. Конечно, если мир погрузить в эйфорию бездеятельности, то не будет проступков, а, следовательно, и тьмы. Но тогда не будет и добра. Без ненависти нет любви, без тишины не услышишь слова. Эльф обиженно замолкал, стоило ей хоть заикнуться о чудовищном несоответствии его веры и окружающей действительности, и упрямо бубнил, что сражаться со злом возможно только методами зла, а этим приумножаются ряды мрака. На что Дриана резонно возражала, что непротивление порождает веру во вседозволенность и безнаказанность. А вот если показать, что на любое действие найдется противодействие, то это заставит лишний раз призадуматься мерзавцев. Здесь спор обычно заканчивался, и они расставались при своих мнениях.

Воспоминания о бесполезно потраченных часах на пустые дискуссии заставили Дриану беспокойно заерзать. Душу подогревала мысль о непонятном сгустке тьмы, то ли случайно, то ли нарочно залетевшем в тихие края. Им мог оказаться и привет от Нерены, предсказывающий скорые и вряд ли хорошие перемены в спокойном укладе жизни. Тут императрица с тревогой подумала и о том, как давно она не получала весточек от Эрика и Орланда. Торговые караваны, посланные к ним, еще не вернулись, молчала и телепатическая связь. Они были слишком далеко, чтобы Дриана сумела почувствовать их, как она ощущала любого жителя ее страны. Если бы атлантка напряглась, то без усилий читала бы мысли прохожих. Но она ограничивалась элементарным знанием своего могущества, не стремясь проявлять его.

Минуты тянулись, как тяжкая никому не нужная обязанность. Она тихонько застонала, встречая холодный пронзительный холод жгучей тоски, выжигающей сердце. Не в силах терпеть неподвижность и одиночество летнего утра, Дриана легко соскочила на пол и быстро натянула непритязательное шелковое платье, не претендующее, как остальные ее одеяния, на статус произведения искусства. Проведя рукой по скользкому материалу немного узковатого, длинного полотнища юбки, императрица усмехнулась, вспомнив уроки по этикету. Ей трудно далась наука жизни не в мужской одежде, к которой она так привыкла за годы скитаний. Служанки горестно охали при виде ее обгрызенных грязных ногтей, постоянных синяках и ссадин на избитых коленях, ужасающих манер и общения, от которого краснели наиболее стыдливые из них. Леон лишь понимающе хмыкал, когда она возвращалась с уроков измотанная до предела и громогласно заявляла, что лучше убьет сотню Дэмиенов и сразиться с тысячью Нерен, чем еще хоть раз натянет на себя дурацкую мантию, имеющую обыкновение путаться в ногах. А потом, замысловато ругаясь и жалобно похныкивая, Дриана принималась распутывать волосы, уложенные в высокую сложную прическу и выдирать из них нити драгоценностей. Следом за ней заявлялись пунцовые от наиболее сильных выражений императрицы учителя и слезно умоляли повелителя отправить их на войну, только освободить от мерзкой девчонки без намека на вкус и стиль. Леон обещал им высокие государственные награды, но через день все вновь повторялась. Раз двадцать Дриана поднимала тихие бунты, притворяясь больной и отлынивая от занятий. Однажды она даже сбежала к часу этикета, спустившись по отвесной стене замка при помощи разодранных простыней, у подножья дворца угодив прямо в объятия любящего мужа, без капли сожаления отправившего ее под стражей на урок искусства вести себя за столом. Перекидыш великодушно устранился от проблемы взаимоотношений супружеской четы, беспристрастно наблюдая за сражениями в черте императорского двора. Эпопея длилась около трех лет, за ней с огромным удовольствием следили в пределах и за оными Зантивии, делая настоящие ставки по поводу того, удастся или нет Дриане в очередной раз избежать учения. По истечении данного срока императрица с удивлением заметила, что платье, оказывается, не такая уж и плохая вещь, особенно, если сшито по фигуре, что ее больше не тянет шокировать публику ругательствами. Единственное, от чего она не смогла отказаться и в чем ее поддержал Леон, так это в уроках фехтования и верховой езды. Впрочем, она не нуждалась ни в том, ни в другом, с легкостью расправляясь с именитыми воспитателями.