Урсула Ле Гуин - Те, кто покидают Омелас

Счастье базируется на справедливом разграничении того, что необходимо, того, что излишне, но неопасно, и того, что опасно. Из средней категории, то есть из того, что излишне, но неопасно, что является удобством, баловством, роскошью и так далее, у них, возможно, есть центральное отопление, метро, посудомоечные агрегаты и множество других замечательных вещей, которые еще не изобретены у нас: парящие в воздухе источники света, бестопливная энергетика, безотказное лекарство от насморка. А может быть, ничего этого у них нет. Не важно. Впрочем, на ваше усмотрение. Лично я думаю, что жители соседних городов, расположенных вдоль побережья, прибывали в Омелас перед Фестивалем на очень быстрых поездах и двухэтажных трамваях и что вокзал в Омеласе – это самое красивое здание в городе, хотя выглядит он и попроще, чем великолепный Фермерский Рынок. Но даже если допустить наличие поездов, Омелас, я боюсь, все равно покажется кое-кому из вас слишком уж благополучным и ханжеским: улыбки, колокола, парады, лошади и тому подобное. Если так, добавьте оргию. Если это поможет, пожалуйста, не стесняйтесь. Только давайте обойдемся без храмов, из которых появляются прекрасные обнаженные жрецы и жрицы, уже охваченные экстазом и готовые совокупляться с любым мужчиной и любой женщиной, близкими или незнакомыми, со всяким, кто пожелает единения с божеством. Это первое, что пришло мне в голову, однако пусть в Омеласе не будет никаких храмов. По крайней мере, храмов со жрецами. Религия – ладно, духовенство – нет. Прекрасные обнаженные молодые люди могут с таким же успехом просто бродить по улицам, предлагая себя, словно божественное суфле, и для утоления голода страждущего, и для праздничного буйства плоти. Пусть они присоединяются к шествию. Пусть бьют над парами тамбурины и гонги возвещают торжество желания и пусть (немаловажная деталь) детей – результат этих восхитительных ритуалов – любят все и все заботятся о них. Я уверена, Омелас не знает греха. Однако что еще там должно быть? Я думала, там не будет дурманящих средств, но это, пожалуй, пуританство. Для тех, кому нравится, пусть улицы города наполняет чуть заметный, но устойчивый аромат некоего друза , который вначале дает разуму и телу необычайную легкость и яркость ощущений, затем, через несколько часов, мечтательную задумчивость и, наконец, восхитительные видения наиболее глубоких и скрытых тайн вселенной, не говоря уже о невероятной силе наслаждения любовными играми. И он не вызывает патологического пристрастия. Для более скромного вкуса, я думаю, в Омеласе должно быть пиво. Что еще? Чему еще положено быть в городе радости? Ощущению победы, конечно, и празднику храбрости. Но, как мы обошлись без духовенства, давайте обойдемся и без солдат. Радость, вызванная успешной резней, это не та радость. Здесь она не подойдет: это страшно и тривиально. Здесь будет скорее безграничное и щедрое согласие, триумф великодушия – не против какого-то внешнего врага, но в единении с самым прекрасным и справедливым в душах всех-всех людей – триумф великодушия и великолепия лета, пришедшего в мир. Вот от чего возносятся сердца жителей Омеласа, и победа, которую они празднуют, это победа жизни. Я не думаю, что многим из них нужен друз .

Почти все процессии уже достигли Зеленого Поля. Восхитительные запахи пищи разносятся ветром от красно-голубых шатров торговцев. Сладостями перепачканы очаровательные лица малышей, и даже в мягкой седой бороде старика запутались крошки печенья. Юноши и девушки верхом на лошадях собираются у линии старта. Маленькая полная смеющаяся старушка раздает цветы из корзины, и высокие молодые люди вплетают эти цветы в волосы, блестящие на солнце. Мальчишка лет девяти-десяти, один, сидит немного в стороне от толпы и играет на деревянной флейте. Люди останавливаются послушать, улыбаются, но не заговаривают с ним, поскольку он ни на секунду не прекращает играть и даже не замечает их, он целиком захвачен сладким волшебством тонкой мелодии.

Но вот он заканчивает играть, медленно опуская руки, обнимающие деревянную флейту. И словно наступившая пауза послужила сигналом, из палатки у линии старта звучит труба – повелевающе, пронзительно и немного грустно. Лошади встают на дыбы и откликаются ржанием. Молодые наездники с внимательными лицами гладят лошадиные шеи и успокаивают скакунов, приговаривая: «Тихо, тихо, красавица моя, надежда…» Рядами выстраиваются они у линии старта. Толпы вдоль трассы соревнования выглядят словно поле травы и цветов на ветру. Летний Фестиваль начался.

Читать дальше