Урсула Ле Гуин: Старая музыка и рабыни

Это был старый правительственный экипаж, темно-красный, широкий и длинный, сделанный для парадов, для того, чтобы возить крупных владельцев имущества в Совет или послов из космопорта. В салоне была занавеска, позволяющая отделить пассажиров от пассажирок, а место водителя было отделено наглухо, чтобы пассажирам не пришлось вдыхать выдох раба.

Один из охранников так и держал руку Айи заломленной за спину, пока не втолкнул его головой вперед в машину, и все, о чем Эсдан подумал, оказавшись сидящим между двумя охранниками под присмотром еще троих, когда машина тронулась с места, было: «Староват я стал для такого».

Он сидел неподвижно, давая уняться страху и боли, не готовый пока еще пошевелиться даже для того, чтобы растереть больное плечо, не глядя ни на лица, ни – разве что украдкой – на улицы. Пара взглядов сказали ему, что машина направляется на восток, прочь из города. А он-то понял, что понадеялся, что его отвезут назад в посольство. Вот ведь дурак.

Улицы были в полном их распоряжении, если не считать пешеходов, испуганно глядящих на проносящуюся мимо машину. Машина мчалась по широкому бульвару – по-прежнему на восток. Даже и в этой скверной ситуации Эсдан был совершенно опьянен тем, что вырвался из посольства, вырвался на свежий воздух, наружу, и движется, спешит.

Он осторожно поднял руку и растер плечо. Так же осторожно он посмотрел на людей, сидящих рядом и напротив. Они были темнокожими, двое – иссиня-черными. Двое из тех, что напротив, молоды. Свежие отчужденные лица. Третьим был веот в третьем ранге, ранге ога. Лицо его было спокойно и невыразительно, к чему касту веотов и приучали. Глядя на него, Эсдан поймал его взгляд. Оба тут же отвели глаза.

Эсдану веоты нравились. Он понимал, что они, солдаты и рабовладельцы, были частью старого Вое Део, особями обреченного вида. Бизнесмены и бюрократы выживут и будут процветать и при Освобождении и, несомненно, найдут солдат, чтобы те за них сражались, а касте военных придет конец. Их кодекс верности, чести и аскетизма слишком уж похож на кодекс их собственных рабов, которые тоже поклонялись Камье – Меченосцу и Невольнику. И долго ли протянет этот мистицизм страдания после Освобождения? Веоты были бескомпромиссными рудиментами нестерпимого общественного порядка. Он доверял им и редко разочаровывался в своем доверии.

Ога был очень черным, очень красивым, как Тейео, веот, который особенно нравился Эсдану. Он оставил Уэрел задолго до войны, отправился на Землю, а затем на Хайн вместе с женой, которая не сегодня-завтра станет одной из мобилей Экумены. Через несколько веков. Много лет спустя после того, как окончится война, после того, как Эсдан будет мертв. Если только он не захочет последовать за ними, вернуться назад, вернуться домой.

Пустые размышления. Во время революции выбирать не приходится. Тебя несет, как пузырек в гуще пены, как искорку праздничного костра – безоружного человека в одной машине с семерыми вооруженными людьми, мчит по широкой и пустой Восточной магистрали… Они покидают город. Направляются в восточные Провинции. Территория Легитимного правительства Вое Део ныне сократилась до половины столицы и двух провинций, где семеро из восьми человек были тем, чем называл их восьмой, их хозяин, – имуществом.

Двое на переднем сиденье разговаривали, хотя их и не было слышно в салоне. Справа от Эсдана круглоголовый человек тихонько спросил огу о чем-то, тот кивнул.

– Ога, – произнес Эсдан.

Бесстрастный взгляд веота встретился с его взглядом.

– Мне нужно отлить.

Веот не ответил ничего и отвел глаза. Некоторое время никто не произносил ни слова. Перед ними тянулся плохой участок шоссе, развороченный во время боев еще в первое лето Восстания – или просто оставшийся с того времени без ухода. Мочевому пузырю Эсдана от толчков и тряски приходилось плохо.

– Пусть этот гребаный белоглазый нальет себе в штаны, – сказал один из молодых парней другому; тот натянуто улыбнулся.

Эсдан обдумал было возможные ответы, добродушные, шутливые. Безобидные, не вызывающие – но предпочел держать язык за зубами. Им, этим двоим, дай только повод. Он закрыл глаза и постарался расслабиться, отдавая себе отчет о боли в плече и в мочевом пузыре – всего лишь отдавая отчет, не более.

– Водитель, – сказал в переговорник человек слева, которого Эсдан не мог различить, – остановись здесь.

Водитель кивнул. Машина замедлила ход и с жуткими толчками съехала на обочину. Все вышли наружу. Эсдан увидел, что человек слева тоже был веотом в ранге задьйо, втором. Один из молодых парней схватил Эсдана за руку, когда тот выбирался наружу, другой приставил пистолет ему к печени. Остальные стояли на пыльной обочине и мочились на пыль, на гравий, на корни пожухлых деревьев. Эсдану удалось расстегнуть ширинку, но у него до того затекли и подгибались ноги, что он едва мог стоять, а парень с пистолетом обошел его и встал прямо перед ним, нацелив пистолет на его член. Где-то между пузырем и членом возник узел боли.