Дмитрий Казаков - Кровавый рассвет

«Если будет кому сваливать», – подумал он, глядя на берег.

Воины разбежались, ученики Харугота стояли там же, где и ранее, долетали их отчаянные крики. Волна изумрудного света, в которую превратилась вызванная Бенешем «птица», начисто снесла кусок крепостной стены между городом и портом. Стали видны кварталы Терсалима, дома, поднимающиеся над ними крыши храмов, размытые колонны дыма, уходившие в небеса.

Пожары то ли потухли сами собой, то ли их уничтожило чародейство ученика Лерака Гюнхенского. Сама «птица» исчезла, растворилась в ночи, лишь далеко на западе дрожало зеленое зарево.

– Быстрее вперед! – воскликнула Саттия, вытаскивая из ножен меч. – Нужно убить их, пока они беззащитны!

– А ты уверена в этом? – спросил Гундихар.

– Такой удар вымел силу Тьмы, словно взмах веника – всю пыль! – Девушка почти кричала, глаза ее казались черными в ночном мраке. – Быстрее! Иначе они что-нибудь придумают!

Растолкав соратников, она побежала к берегу. Остальные двинулись за ней.

– Ну и девица! – Харальд прицокнул языком. – Очень шустрая. Давно я таких не видел.

– И вряд ли увидишь еще, – мрачно буркнул Олен. – Надо помочь ей, а то одна против троих…

И он прибавил шагу.

Ученики Харугота даже не попробовали убежать от атаковавшей их Саттии. Они перестали спорить и дружно замахали руками, пытаясь сотворить какое-то заклинание. Но взмахи пропали зря, и девушка с разбегу вонзила меч в живот одному из обладателей бурых балахонов.

На лице его перед смертью отразился не страх, не боль, а искреннее, чистое удивление.

– Но как? – тонким голосом воскликнул второй, круглолицый и лысый. – Этого не может быть!

– Может… жизнь не может победить смерть, ибо тогда победит саму себя, – забормотал Бенеш, – но иногда может заставить ее отступить, да… Да примет вас великое Колесо во имя…

Дальше Олен не слышал, он сделал несколько быстрых шагов и прекратил жалкие причитания лысого ударом в горло. Брызнула кровь, тело мешком свалилось на черную, усыпанную пеплом землю. Третий ученик Харугота проявил здравомыслие и попытался удрать, но наткнулся на Гундихара.

– Доброе утро, клянусь задницей Аркуда, – сказал тот и со всего размаха ударил «годморгоном».

Не защищенный Тьмой череп треснул, словно гнилой орех.

– И что дальше? – спросил Олен, чувствуя жуткую, давящую на плечи усталость. Словно последние дни провел не в зиндане, а таскал тяжеленные камни или копал песок. – Будем уходить?

Саттия фыркнула:

– Нет, останемся тут и подождем, пока набегут еще враги. Эй, что с тобой? Очнись!

Она подошла к Рендаллу, взяла за плечи и слегка встряхнула его. От этого прикосновения по телу прошла щекочущая волна, сердце забилось чаще, и уроженец Заячьего Скока вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна.

Вспомнив последнюю просьбу Тридцать Седьмого, огляделся. Нашел небольшой черно-красный камушек – все, что осталось от сирана, – поднял его и спрятал в карман.

– Надо уходить, в самом деле, – проговорил сельтаро. – Хотя бы выбраться за пределы Терсалима. Если при этом еще получится добыть лошадей – совсем хорошо, если нет – придется топать пешком…

И они пошли на север, туда, где ранее были ворота, по хрустящему пеплу, между обгорелых трупов. На границе Лагеря Ветеранов их попытался встретить заслон из пары дюжин хирдеров во главе с таристером, что командовал атакой. Но стоило Олену поднять руку с Сердцем Пламени, как дружинники разбежались, и таристер остался один.

– Уходи… – сказал Рендалл, и тут память отца подсказала имя. – Триер ари Форн. Ты служил узурпатору, но я не виню тебя за это. Уходи, спасай свою жизнь. Мне не нужна твоя смерть.

Воин, могучий, как старый медведь, выпучил глаза, точно увидел привидение, и дал шпоры. Его конь, похожий на оживший кусок ночного мрака, с ржанием взвился на дыбы и рванулся прочь. Зазвучал и стих цокот копыт, всадник исчез в сплетении улиц и площадей Терсалима.

– Ловко ты его уболтал, – завистливо сказал гном. – Сам Гундихар фа-Горин не смог бы лучше. Но все равно надо было этого типа прибить, ха-ха. Люблю таристеров, доспехи так приятно под ударами трещат…

Они шли через охваченный паникой Терсалим, видели наполовину разрушенные, обгоревшие дома, слышали крики лишившихся жилья людей. Бенеш морщился, будто его пытали, бормотал что-то себе под нос и хрустел пальцами так, что казалось – еще чуть-чуть, и один из них сломается.

Гном болтал, Саттия кусала губы, эльф выглядел равнодушным, Харальд – как обычно, бесстрастным. А Олен просто шел, стараясь особо не смотреть по сторонам, не вслушиваться в проклятия, что адресовались гнусным магам, учинившим сегодняшние разрушения.