Алина Стрелковская: Лекарство от снов

Демолир же окинул хозяина взглядом аристократа, по нелепой случайности оказавшегося в окружении быдла, и, заказав комнату, отправился наверх. Он так и не подал виду, что знает рыжеволосую ведьму. Та, в свою очередь, тоже не спешила с ним здороваться, что только радовало. Шуту она была неинтересна и перспектива обсуждения ее возможных к нему претензий вызывала лишь раздражение.

Равно как и обеденный зал, комната радужных впечатлений не вызывала. Старые обои, ветхий скрипучий пол, исцарапанная мебель… Взгляд же на кровать вызвал тоскливое воспоминание об огромном роскошном ложе в хозяйской спальне его особняка. Спать там, в отличие от узкого гостиничного недоразумения, было сущим блаженством. Мда… эту ночь ему явно стоило провести там. Если бы только не чертов кошмар!

Вернувшиеся мысли о давнем сне окончательно отбили всякую охоту ложиться спать. Снова видеть, как, один за другим, умирают члены его семьи не хотелось, а в том, что кошмар снова вернется, сомнений не было. Раньше он снился ему каждые полгода, в последнее время — каждую неделю. И ни разу не было, чтобы он переставал сниться, не закончившись. Даже если Шут просыпался задолго до конца, сон продолжался на следующую ночь, с прерванного места. Следовательно, стоит ему сейчас отключиться, как пытка возобновится с новой силой.

Непрестанно жалея себя и обвиняя весь мир в чудовищном заговоре с целью окончательно свести одного небезызвестного эльфийского лорда с ума, музыкант покопался в вещах и достал маленькую шкатулку. Он был бы и рад по-настоящему потерять рассудок, ведь с безумия, как говорится, спроса нет, но небеса упрямо отказывали ему в этом подарке. Наверное, почувствовав наплевательское отношение что общества, что высших сил, Шут и пустился во все тяжкие. Если уж его мирное, благообразное существование все равно никому не нужно… Что же касается личных моральных принципов, то к себе это словосочетание он затруднялся применить. Может, и не осталось у него уже никаких принципов?

В шкатулке было не что иное, как Чудо-порошок. Собираясь впопыхах, он все же не забыл наполнить ее, зная, что долго без него не выдержит. Наркотики давно уже стали для музыканта каким-никаким, но лекарством от паскудности жизни. Иллюзии, в отличие от реальности, скуку не навевали, а, напротив, были делом чрезвычайно интересным. Правда, чтобы таковыми они и оставались, дозу приходилось постоянно увеличивать и, к настоящему моменту, от количества порошка, которое Шут принимал за раз, запросто мог скончаться любой здоровый мужчина в расцвете сил. Его же, как всегда, спасала принадлежность к оборотням. Только поэтому он был до сих пор жив и не страдал всеми теми многочисленными заболеваниями, которые вызывает длительное принятие наркотиков.

…Просторный, безупречно украшенный бальный зал заполняют танцующие пары. Музыка в самом разгаре, прелестные молодые леди из знатнейших семей беспечно вальсируют с не менее родовитыми кавалерами. И он тоже с кем-то танцует… С какой-то очередной красавицей кукольной внешности, что уже минуты две безостановочно, воодушевленно, захлебываясь словами говорит ему что-то о музыке, в которой абсолютно не разбирается. Как же ее зовут? Агнесс? Ангелия? Анита? А, неважно. Она несет какую-то околесицу, а он, сохраняя на лице заинтересованное выражение, украдкой поглядывает на Мелиссу. Будь его воля, он танцевал бы только с ней. Ну и еще с дочерью. Хотя, на каждый танец с ней находится столько претендентов, что напоминать о себе даже как-то неловко. Она очень похожа на мать. И внешне, и характером… До того как он женился на Мелиссе, ее многочисленные поклонники выстраивались в очереди, чтобы хоть раз пройтись с ней в кадрили и бились на дуэлях, если кому-то казалось, что на его право находиться рядом с синеглазой эльфийкой кто-то бесчестно посягает… И это бы продолжалось до сих пор, если бы не замужество. Красота его жены все так же ослепляет и вселяет желание совершать ради нее подвиги, писать о ней стихи и кричать во все горло, что женщины восхитительнее нет на свете. И, конечно, он бы ни за что не отправился по собственной воле танцевать с какой-то малолетней кокеткой, если бы она не была дочерью его хороших знакомых. Мелисса же, тем временем, стоит у окна и увлеченно о чем-то беседует с графиней… А графиню-то как зовут? Черт ее знает, надо будет поинтересоваться у жены.

А танец близится к концу. Наконец-то, скоро можно будет вернуться к благоверной и не мучить себя больше всякими болтливыми дурехами! Вот только почему его гложет какое-то неприятное предчувствие? Интуиция? Глупость какая. Наверное, его просто утомила эта Адель. Или Алисия?