Таисия Пьянкова - Черная барыня

Много чего в ту февральскую ночь было перебито да переломано в Сигарихином доме. Много повысажено дверей, повыхлестано высоких окон. Правда, спасибо очумевшим гостям за то, что они, ненароком, высвободили из-под замка Демьянову невесту, Настену Красикову. Однако ничего не понимающую свободуху ошалевшая толпа тут же закрутила, завертела и прямо раздетой вынесла вон из дому на февральский буран. Хорошо, что Настену какой-то кучер узнал, да в тулуп свой закутал, да в Яровое доставил. А то бы девка вряд ли в Сигарихин-то дом пожелала воротиться.

До крайности задуренные многими в Алефиных хоромах переходами, темными да глухими закутами, гости в ту ночь настолько порастеряли мозги, что и неделю спустя никто из них путем ничего не сумел ответить властям. Зато все в один голос твердили, что будто бы к переполоху в доме добавились еще какие-то завывания да крики, которые явно исходили из каменного Алефиного подполья…

Почему, спросите, власти ввязались в этот случай? Да потому, что пропал Демьян Стеблов. С тех самых Алефиных именин кузнеца никто больше не видел.

Настена от такого горя вроде бы не в себе сделалась. По дворам начала ходить, о женихе у всех справляться. А то и безо всякого спроса шла заглядывать в стайки, в кладовки… даже в колодцы. В ней было столько много горя, что даже собаки и те на нее не рыкали. Эта самая псовая терпеливость и подняла что в Яровой, что в Раздольном нешуточный ропот: дескать, собаки и те страдают за невесту, а отец, чуть ли не главный виновник дочерней беды, сидит сложа руки…

Волей-неволей, а подняться Гавриле Красину пришлось. Пошел он до властей. Ну и что? Покуда у него звенело в кармане, топтали законники Алефин двор, дом Сигарихин сизые молодчики обшаривали, но сколь ни лазили, входу в каменное подземелье так и не нашли. Выспрашивали об нем всех работников, и вместе, и порознь. Те отвечали-указывали: Мартын, как говорится, за овин, Егор за бугор, а что Евмен-егоза – за темные леса… Настена и та ничего определенного насчет подземелья сказать не могла, хотя разговаривала с властями умно, даже рассудительно. Когда же исправник заговорил с нею впрямую о пропавшем кузнеце, она вдруг насторожилась, подумала да и воскликнула себе:

– Чего же это я? Ищу где попадя. Его же только Алефа спрятать могла...

На этом выводе и зачикнуло Настену. Тут она и определилась в том, что ей непременно надо проникнуть в Сигарихин каземат.

За время Демьяновых поисков дом красавицы вдовы почти совсем опустел. Поденщики в нем работать отказались. Особенно после того, как Алевтина Захарьевна упросила Ермолая-дворника разобрать затихшую в угловухе черную барыню. Она хотела кусками посбрасывать Демьянов подарок в глубокий омут. Только Алефина просьба оказалась невыполнимой. Стоило Ермолаю лишь прикоснуться до железной красавицы, как черная вновь ожила и схватилась ловить дворника по всему дому.

После пережитого страха Ермолай неделю поудивлялся над своей увертливостью, а потом и сам взялся всех подряд ловить да орать на всю Сигарихину усадьбу:

– Я – черная барыня! Ха-ха!

С этим диким «ха-ха» Алевтина Захарьевна была вынуждена отправить Ермолая в приют для дураков. А Демьянов подарок так и остался в ее доме. После случая с дворником до черной барыни никто даже и прикоснуться-то не смел. Да и некому было касаться. Сколь ни щедрой сделалась Сигариха, задержался при ней лишь один истопник Кирилл Немец. Да и тот, наверняка, лишь потому остался, что сглуха не мог понять, что же такое в доме творится…

Деревня Яровая располагалась в трех верстах от Сигарихиной усадьбы, однако же это не было гарантией тому, что Настена Красикова, полная отчаяния, не улучит момента да не уйдет туда из-под семейного догляда искать своего Демьяна.

Кроме спущенных впустую денег, Гаврилу Красика принуждала каяться еще и эта забота.

Да. У всякого кота своя маята: одному мышей ловить, другому блох кормить…

Алевтину Захарьевну, знаем, тоже печаль не обошла. Заговорили в народе о том, что беда ее запустением в хозяйстве не кончилась. Будто бы железная барыня вскорости взялась оживать при одном только появлении Сигарихи, а потом и вовсе, по запаху, стала охотиться за Алефою.

Вот где страсти!

А мужик один хожалый, так тот голову на отсечение давал, что когда мимо Сигарихиной усадьбы шагал да стукнул в окошко дома, то увидал: плотная занавеска за стеклом раздернулась и на него, на мужика, глянуло вороненое лицо железной барыни! Однако уверял он, что глаза у нее были живые! А когда он остолбенел от страха, черная барыня захохотала, разинувши огромную звериную пасть…