Николай Трой - Ночной Охотник

Да. Этому молодому врачу не позавидуешь. Сообщать пациенту такое…

Я слушал его с каменным лицом. Вот, значит, что мне пришлось пережить за это время? Реанимация, меня чудом вытащили с того света. Ранение в грудную клетку и левое плечо (оба пустячные, но крови я потерял много). Особенно много проблем доставили колено и позвоночник.

— Ногу пришлось… — сказал врач, и замялся.

Отрезать. Ампутировать. Да и зачем она мне с раскуроченным наглухо коленом? Он же сам сказал, что мое дело швах. Капец мне, точка, мать ее за ногу… за ногу…

И это я выслушиваю в двадцать пять лет!

— Ко мне кто-нибудь… — спросил я, но не выдержал, и замолк на полуслове.

В горле возник ком. И, с удивлением даже для себя, я вдруг ощутил, как по щекам текут горячие слезы…

4

Ко мне никто не приходил. Точнее, пришла как-то девушка (Анька?!), но, выслушав лечащего врача, ушла, не оставив ни контакта, ни имени.

— Как она выглядела? — спросил я.

Медсестра, меняющая подо мной постель (эта унизительная процедура теперь стала для меня сущим, но повседневным кошмаром!), пожала плечами.

— Красивая. Высокая. Блондинка.

Аня…

— Да зачем оно тебе надо? — отводя взгляд, спросила медсестра. — Дура она, и забудь.

— Почему дура? — упрямо возразил, даже как-то наслаждаясь самоистязанием. — Ее можно понять. На кой черт ей теперь такой обрубок мяса, как я?

Медсестра посмотрела мне прямо в глаза. Я не выдержал ее искреннего сочувствия, эта жалость жгла, жгла, черт подери, как раскаленный металл!

— И ты дурак, — прошептала она со вздохом. — Но у тебя еще все будет хорошо, мальчик. Я верю.

Стыдно, но я зло рассмеялся и ответил что-то матерное. Впрочем, эта немолодая женщина виду не показала, что обиделась. Молча закончила работу, подстелила новую пеленку и ушла. А я закусил кулак до крови, до ломоты в зубах, и тихо выл по-звериному… и дело было не в том, что боль вернулась, и уже тем более не в том, что Анька предала. Нет! Казалось, что и без того тесная палата сужается, душит, вот-вот раздавит!

А у меня больше нет ни единого шанса спастись.

5

Когда настало время выписки, свершилось странное чудо. То ли страна у нас стала такой богатой со своей бесплатной медициной, то ли еще что, но дикий счет в триллион рублей мне вручать не стали. Оказалось даже, что в мое распоряжение теперь поступает вполне сносное инвалидное кресло.

Едва увидел это сиденье на колесах, — закрыл глаза и прикусил губу. Так, чтобы никто больше не видел, что именно я на самом деле чувствую. Ведь отныне эта гребанная колесница со мной навсегда!

Обрубок, кусок человека, который даже задницу себе нормально подтереть не может!

Инвалид…

— Вас отвезет домой наш водитель, — сообщил доктор. — Удачи вам, Илья. От всего сердца.

6

Прошла неделя. Неделя дождей, бессонницы и судорожного глотания антидепрессантов пополам с обезболивающими. Единственный визит мне нанесли полицейские. Они и в клинику проходили, но там им со мной разговаривать запретили.

Честно говоря, не особо запомнил, о чем беседовал со стражами порядка. А, когда они ушли, я вновь вернулся к ритуалу самоистязания.

Часами сидел напротив зеркала в прихожей, разглядывая свою физиономию. Отеки уже стали спадать, только синяки под глазами еще были отвратного черно-желтого цвета. Я поправлялся. И все же было кое-что другое, что уже никогда не вернется в норму — мерзкий, ненавидимый мною обрубок ноги. Уродливая насмешка судьбы!

7

В телефонной трубке длинные гудки. Потом, наконец, на том конце провода раздается знакомый голос Ольги Ивановны.

— Алло?

— Здравствуйте, — говорю, — Аня дома?

Молчание. Черное проклятое молчание.

— Илья?

В голосе Анькиной матери уничижительная жалость и какое-то неудобство, словно я прилюдно высморкался или испортил воздух.

— Здравствуйте, — повторяю. — Аня дома?

И вновь пауза. Через секунду голос Ольги Ивановны меняет тембр.

— Илюша, а ее нет. Знаешь, она ведь теперь учится в Москве, и…

Я кладу трубку. Я чувствую, что это ложь. Она мне врет. Но, странное дело, я ненавижу за это не ее, а себя.

На что я надеялся, кусок говна?! Анькины родители еще в девяностых звались новыми русскими, со всеми им положенными квотами, достижениями и регалиями в виде заводов, огромных поместий, гаража из пяти машин премиум-сегмента. Теперь они бизнесмены, Ольга Ивановна стала знаменитой светской львицей, Аня же — для кого-то выгодной партией, но суть от этого не поменялась.