Питер Нейл - След Рыси

Мгновения плыли томительно, повисая в густом воздухе, точно капли патоки, стекающие со свежей лепешки. Лес дрожал переливчато и зыбко, и трава искрилась под ногами, разбегаясь кругами, как вода от брошенного камня. Солнечные лучи падали наискось, пронзая тишину золотыми копьями, и кровь впитывалась в густеющую землю, словно…

Довольно!

Усилием воли Соня заставила себя стряхнуть наваждение. Опять штучки этой демоницы Гедрен?! Она окинула взглядом пастухов. Они все так же стояли вокруг, держа на вытянутых руках свои свертки, и губы их все так же шевелились — и вдруг до Сони донесся голос. Она даже вздрогнула от неожиданности. Голос был глухим, грубым и явно принадлежал одному из горцев. Но такое впечатление, что исходил из всех пяти глоток разом.

— Вот она, наша овечка! — произнес он (или они).

И другой ответил ему. Такой же грубый. И раздающийся отовсюду и ниоткуда:

— Да. Мы нашли ее.

Соню затрясло как в лихорадке. Странно, но мысль о бегстве больше не приходила ей в голову. Возможно, потому что она ощущала, как странно застыла под седлом Подружка. Точно окаменела… И девушке вспомнилась прерванная, точно срезанная ножом, песнь лесной пичуги. Казалось, кто-то одним мановением руки лишил жизни весь лес — кроме нее. Пастухи в счет не шли.

А странный диалог продолжался. В разговор вступил третий голос, а за ним — четвертый и пятый. Если закрыть глаза, чтобы не видеть пяти одновременно разевающихся ртов, — вполне нормальный разговор…

— Наша овечка отбилась от стада.

— Нужно загнать ее в овчарню.

— Скоро ночь. В лесу слишком опасно.

— Собаки помогут нам.

— Помогут нам…

С этими словами пять пар рук встряхнули над головами серые свертки. Ткань развернулась, падая на траву. Нет. Не ткань.

Пять серых шкур.

Медленно, точно несомые ветром сухие листья, опустились они на землю — и поднялись с нее пятью огромными серыми псами.

Пастухи застыли, не сводя с Сони глаз.

Серые псы неспешно двинулись к ней.

Небо! Какие громадины! Девушке доводилось видеть самых разных собак. Туранских мастафов. Немедийских волкодавов. Зингарских баргавов, что способны в прыжке валить бычка-двухлетку. Но эти твари превосходили их всех.

Острые пасти. Прижатые острые уши. Мощные лапы. И пылающие желтым огнем глаза. Они надвигались с пяти сторон — и оставляли узкий проход, словно приглашая пленницу устремиться туда, спасаясь бегством.

Гнедая под ней внезапно ожила и заплясала на месте, приседая от страха, всхрапывая и прядая ушами. Она тряслась мелкой нервной дрожью, вне себя от ужаса, совладать с которым ее хозяйка была бессильна. И пятилась. Пятилась туда, где открывался спасительный коридор.

Соня сжала в руке бесполезный нож. Что намерены делать эти псы? Похоже, они не бросятся — но будут гнать ее… Куда? Перед мысленным взором девушки предстал оставшийся позади обрыв.

Гнедая сделала шаг. Еще один. Псы, не сводя с нее огненных глаз, словно подталкивали лошадь вперед. Еще немного — и она понесет. И ее уже не остановить.

Соня спрыгнула на землю, в том самый миг, когда кобыла с истошным ржанием устремилась назад, и псы расступились, давая ей дорогу. И повернулись, словно намереваясь броситься следом.

Пастухи развернулись тоже, единым движением, как один человек. На Соню никто не смотрел. Серые псы напряглись — словно стрелы, готовые сорваться с тетивы. Еще немного, и…

Не раздумывая, девушка бросилась в противоположную сторону.

Но уйти ей не удалось. Твари — или тот, кто управлял ими, — опомнились вовремя. И кольцо вокруг Сони сомкнулось вновь, уже гораздо теснее. Теперь от собак ее отделяли какие-то пять шагов. Она слышала их тяжелое дыхание. Видела слюну, пузырящуюся на черных губах.

— Наша овечка… — раздался голос пастухов.

— Мы нашли ее.

— Надо отвести бедняжку в овчарню… Все это начинало походить на дурной сон! Сгиньте! Сгиньте все! — мысленно взмолилась

Соня. — Да пожрет вас Огонь…

Показалось ей — или контуры фигур вдруг затуманились, точно подернутые дымкой?

Будьте прокляты! Сгиньте!

И в этот миг… Рысь!

Рысь, до того таившаяся за своей Стеной, перепрыгнула преграду, отделявшую ее от Человека. И оттеснила его, лишая мыслей и воли, и заняла его место. И оскалилась, яростным рычанием приветствуя псов.

Мгновенно те обрели прежнюю реальность. И глухо заворчали, припадая на передние лапы. И отступили на полшага, готовясь к броску.

— Что это? — раздался крик. Пастухи тоже почуяли неладное.