Дэвид Геммел - Легенда о Побратиме Смерти

— И все же это нечестно, Зибен. Вы ведь выиграли... — Тут он увидел Клая, и на его лице мигом появилась широкая улыбка. — Дорогой мой, как я рад вас видеть. Прошу вас, присаживайтесь к нам. Для нас это честь. Мы как раз говорили о вас. Это Зибен, поэт.

— Я слышал ваши поэмы, — сказал Клай, — и сам с удовольствием прочел сагу о Друссе-Легенде.

Поэт хищно оскалился:

— Вы о нем читали, а скоро встретитесь с ним самим. Предупреждаю — я буду ставить против вас.

— В таком случае простите меня за то, что я не стану желать вам удачи, — улыбнулся Клай и сел.

— Видели вы сегодняшний бой? — спросил Майон.

— Да, посол, видел. Друсс — незаурядный боец. Кажется, будто боль лишь подзадоривает его. Он непреклонен и очень силен.

— Он всегда побеждает, — весело вставил Зибен. — Такой уж у него дар.

— Зибен сегодня особенно доволен, — ледяным тоном заметил Майон. — Он выиграл шестьдесят золотых.

— Я тоже выиграл, — сказал Клай.

— Вы ставили на Друсса? — поинтересовался Зибен.

— Да. Я хорошо рассмотрел обоих и рассудил, что у лентрийца не хватит духу выстоять против вашего бойца. Притом левая у него работала не столь быстро, что давало Друссу возможность уворачиваться от ударов. Однако посоветуйте ему изменить стойку во время атаки. Он нападает, пригнув голову, — это делает его легкой мишенью для удара снизу.

— Скажу непременно, — пообещал Зибен.

— У меня при доме устроено ристалище. Если Друсс захочет воспользоваться им — милости просим.

— Весьма любезно с вашей стороны, — сказал Майон.

— Уж очень вы уверены в себе, — заметил Зибен. — Вас не волнует то, что Друсс ни разу не проигрывал?

— Так я и сам ни разу не проигрывал. При любом исходе репутация одного из нас будет подпорчена. Но солнце не перестанет светить, и земля не перевернется. Итак, друзья мои, закажем что-нибудь поесть?

Воздух был чист и свеж, ветерок, порхающий вокруг фонтана, веял прохладой. Зибен и Друсс только что поднялись на вершину самого высокого холма в Большом парке. Небо над ними играло богатыми красками позднего лета, с востока медленно плыли пушистые белые облака. Далекий солнечный луч, пробившись сквозь них, высветил часть восточной гряды, и горы загорелись красным и золотым, точно самоцветы. Но облака тут же набежали на солнце, и золотые утесы снова сделались серыми. Друсс с тоской смотрел на горы, вспоминая, как пахнет сосной и журчат ручьи в его родном краю. Солнце опять проглянуло, осветив горы. Вид был великолепен, но Друсс знал, что там нет сосновых лесов. К востоку от Гульготира лежат надирские степи — сухие, суровые, негостеприимные.

Зибен сел у фонтана, окунул руку в воду.

— Ну вот, теперь ты видишь, почему это место называется Холмом Шести Дев. — В середине бассейна стояли статуи шести женщин, искусно высеченные из одной глыбы мрамора. Они располагались кружком, и каждая, слегка склоняясь, простирала руки словно в мольбе. Над ними высилась фигура старца с огромной урной в руках — из нее и струился фонтан, брошая белые фигуры. — Несколько веков назад с севера нагрянуло войско и осадило Гульготир — тогда на этом месте принесли в жертву шестерых дев, чтобы умилостивить богов войны. Их утопили. После этого боги оказали защитникам милость, и те отбили врага.

Зибен улыбнулся, видя, как сузились светло-голубые глаза Друсса. Воин запустил ручищу в свою постриженную лопатой черную бороду — верный признак растущего раздражения.

— Ты не веришь, что богов можно умилостивить? — как ни в чем не бывало поинтересовался поэт.

— Только не кровью невинных.

— Но ведь они победили, Друсс, — значит жертвоприношение все же имело смысл?

Воин потряс головой:

— Раз они верили, что жертва умилостивит богов, то стали сражаться с удвоенной силой — но их могла бы вдохновить на это чья-то хорошая речь, и никакой жертвы бы не понадобилось.

— Ну а если боги в самом деле требовали этой жертвы и в самом деле помогли выиграть сражение?

— Лучше бы тогда его проиграли.

— Ага! — торжествующе вскричал Зибен. — Но ведь тогда погибло бы гораздо больше невинных: женщин насиловали бы и убивали, детей резали в колыбелях. Что ты на это скажешь?

— А ничего. Большинство людей понимает разницу между духами и коровьим навозом — незачем об этом спорить.

— Брось, старый конь, ты просто не хочешь говорить. Между тем ответ прост: принципы добра и зла основаны не на математике. Они зиждутся на желании — или нежелании — отдельных людей поступать хорошо, как по совести, так и по закону.