Дэвид Геммел - Легенда о Побратиме Смерти

Пеллину вдруг пришло в голову, что Друсс все равно что эта крепость: непобедимый, но изъеденный временем, уже не тот, что был, но тем не менее могучий. Пеллин улыбнулся, вспомнив, как надирский герольд предложил Друссу выбор: сдаться или умереть. Старый герой только посмеялся. «Быть может, на севере и дрожат горы, когда Ульрик пускает ветры, — сказал он, — но здесь дренайская земля, и для меня он всего лишь дикарь с раздутым брюхом, который и носа бы своего не нашел без дренайской карты».

Тут Пеллин перестал улыбаться — Друсс хлопнул другого часового по плечу и двинулся к нему. Дождь уже почти перестал, снова выглянула луна. У Пеллииа вспотели ладони, он вытер их о плащ и стал навытяжку, когда легендарный воин приблизился, сверкая в свете луны своим серебристым топором. У Пеллина пересохло во рту, и он ударил кулаком о панцирь, отдавая честь.

— Вольно, паренек, — сказал Друсс, положив топор на стену. Он погрел руки над жаровней и сел спиной к парапету, жестом пригласив Пеллина занять место рядом. Пеллин, впервые оказавшийся так близко к Друссу, разглядел морщины, рассекшие это широкое лицо словно глыбу древнего гранита. Но светлые глаза под тяжелыми бровями были по-прежнему яркими, и Пеллин не выдерживал их взгляда.

— Ночь пройдет спокойно, — сказал Друсс. — Они двинутся в атаку перед рассветом — тихо, без криков.

— Откуда вы знаете?

— Я мог бы сказать, что пришел к такому заключению на основе своего огромного опыта, — хмыкнул Друсс, — но дело гораздо проще. Мне сказали об этом Тридцать, а от них ничего не скроешь. Я всегда прохладно относился к колдунам и провидцам, но эти ребята здорово дерутся. — Друсс снял свой черный шлем и запустил пальцы в густые белые волосы. — Этот шлем хорошо послужил мне, — сказал он, поворачивая его так, чтобы луна осветила выгравированный на металле серебряный топорик. — Не сомневаюсь — он и завтра меня не подведет.

При мысли о грядущей битве Пеллин бросил тревожный взгляд за стену, где ждали своего часа надиры. Он видел, как надиры лежат на своих одеялах у сотен костров. Спали не все — многие точили оружие или разговаривали, собравшись в кружок. А с другой стороны спали на земле изнуренные защитники крепости, пытаясь урвать хоть несколько часов драгоценного освежающего сна.

— Сядь, паренек, — сказал Друсс. — Они все равно не уйдут, сколько бы ты ни дергался.

Прислонив копье к парапету, Пеллин сел. Ножны лязгнули о камень, и он неловко поправил их.

— Не привык я носить на себе столько железа. Все время спотыкаюсь о меч. Боюсь, что солдат из меня никудышный.

— Три дня назад на второй стене ты был солдат хоть куда. Я видел, как ты убил двух надиров и проложил себе дорогу к веревкам, сброшенным отсюда. А потом еще и помог товарищу, раненному в ногу, — лез позади, поддерживая его.

— Вы это видели? Но ведь там была такая свалка — а вы были в гуще боя!

— Я многое вижу, паренек. Как тебя звать?

— Пеллин... то есть кул Пеллин.

— Обойдемся без формальностей, Пеллин. Нынче ночью мы просто два ветерана, которые беседуют, ожидая рассвета. Страшно тебе?

Пеллин кивнул, и Друсс улыбнулся.

— И ты спрашиваешь себя: почему я? Почему мне выпало сражаться против этой надирской силищи?

— Да. Кара не хотела, чтобы я шел с другими мужчинами. И называла меня дураком. И правда, какая разница, победим мы или нет?

— Лет через сто никакой разницы, понятно, не будет. Но всякое захватническое войско сопровождают демоны, Пеллин. Если надиры прорвутся здесь, они хлынут на Сентранскую равнину, неся с собой огонь и разрушение, насилие и смерть. Вот почему мы должны остановить их. А почему ты? Потому что ты самый для этого подходящий человек.

— Мне кажется, я умру здесь. А я не хочу умирать. Моя Кара беременна — хочу видеть, как сын вырастет большим. Хочу... — Пеллин осекся: комок в горле не давал говорить.

— Ты хочешь того же, что и все мы, парень, — мягко проговорил Друсс. — Но ты мужчина, а мужчины должны встречать свой страх лицом к лицу — иначе он их погубит.

— Не знаю, смогу ли. Я все думаю, не уйти ли с другими дезертирами. Взять ночью да и улизнуть на юг. Домой.

— Чего ж тогда не уходишь?

— Сам не знаю, — подумав, буркнул Пеллин.

— Я скажу тебе почему. Потому что ты видишь тех, которые остаются, и понимаешь, что им придется еще тяжелее, когда тебя не будет рядом. Ты не тот человек, чтобы взваливать свою работу на других.

— Хотел бы я в это верить. Очень хотел бы.

— Вот и верь, парень, — уж я-то в людях разбираюсь. Когда-то я знал другого Пеллина. Он метал копье — здорово это у него получалось. Выиграл золотую медаль на Играх в Гульготире.