Денис Юрин - Тайны Далечья

Неправду сказала дочка старосты: толк от Николки был, да и богатство через умение закорючки на бересте выводить притекло к ее отцу немалое, да только чужак он так чужаком и останется… Чужаком и пожертвовать можно, когда своих нужно спасать!

Успокоились крестьяне да и разошлись по домам, ночь ведь уж на двор опустилась, а наутро собрали перепуганного писарчука в дорогу. Уж как он просил, как умолял, его на смерть верную не отправлять, в ногах валялся, но только кто ж его послушает? Надели на плечо юноше котомку с дарами, для колдуна приготовленными, сунули ему за пазуху бутыль со святой водой, перекрестили всем миром, чуток всплакнули для порядка да и отправили в путь!

Шел паренек долго, но не потому, что дорога дальняя, а потому, что страх камнем на ногах повис. Трижды Николка поворачивал, думая прочь бежать, да только куда ему, горемыке, деться-то? Вот правду говорят: «Барская охота пуще неволи!» Пойти в лес – сгинуть, а не пойти – себя на смерть от батогов обречь да гнев барина на всю деревню вызвать. Нет, не мог он наказа не исполнить, еще хуже и себе бы сделал, и всем тем, кто его хоть лаской и не баловал, но все же взрастил…

Уже вечерело, когда ступил писарчук деревенский на опушку проклятого леса. Солнышко еще светило, но впереди, средь могучих стволов вековых деревьев и высокой травы, царили сырость и темень. Из глубины дремучей чащи доносились леденящие сердце звуки: то ли крики неведомых птиц, то ли вопли загубленных колдуном душ. Еще страшнее пареньку стало, но делать нечего, один у него путь был – только вперед, к верной погибели.

Вспомнив, что ему мужики присоветовали, обломил Никола посох да смастерил из него что-то вроде креста, а затем окропил себя с ног до головы святою водою. Всю извел, до последней капли, ничего на дне бутыли не осталось. Перекрестившись три раза по обычаю и прочитав все известные молитвы, взял писарчук в руки крест да и шагнул в чащу.

Сперва ничего было, хоть боязно да сыро. Трава высокая по пояс ему доходила, а порой и до груди доставала. Под ногами гады ползучие возились да шипели, да зверье лесное заревело, завыло, на разные голоса истошно раскричалось. Николу оно не трогало, даже на глаза попадаться остерегалось, видно, сильно креста да святой водицы боялось, но зато хозяину своему – колдуну постылому – исправно знак подавало, что чужак в лес забрел.

Ожидал писарчук всякого: что земля у него под ногами разверзнется, что мертвяки появятся да с воем тоскливым на него пойдут иль что деревья оживут и ветками его исколют и исхлещут. Боялся, но все же шел и шел вперед, пока до оврага лесного не добрел.

Широк был овраг, глубок да буреломом гнилым завален. Обойти его было нельзя: справа деревья стеной стояли, так что даже стволами срослись, а слева топь гиблая булькала и пузырями вздымалась.

Парень и призадумался, как бы ему дальше пройти. Простоял долго, совсем темно уже стало, а в голову так ничего и не пришло…

Вдруг сзади послышался хруст веток, звон железа и чья-то тяжелая поступь. Обернулся Никола, и тут же улыбка озарила его лицо. Через дремучую чащу шел ему на подмогу ратный отряд. Среди деревьев мелькали красно-желтые точки горящих факелов и поблескивала броня боевых доспехов.

«Все же одумался барин! Все же уразумел, что такому ничтожному червю, как я, с задачей сложной не справиться! Дружинников послал!» – обрадовался Никола и громко закричал, замахал руками, подзывая к себе служивых.

Его заметили, ратники подошли и безмолвно обступили его полукругом. Тут-то парень и понял, как оплошал. Не дружинники барские то были, не княжий люд, а павшие воины, чьи души неприкаянные на службе у колдуна маялись. Доспехи мертвяков изъела ржавчина, а одежды истлели от времени. Из черноты прорезей шлемов на Николу смотрели пустые глазницы, да так страшно, что писарь задрожал всем телом и выронил крест.

– Не трожь! – не вымолвил, а прорычал зло и сурово самый рослый, плечистый из воинов, а в глазницах его полыхнул бесовский огонь.

Так он Николку пытался остановить, когда тот за крестом-посохом потянулся. Да только зря, парень оружие свое и так поднять бы не смог. Лишь крест самодельный упал, как появилась из-под земли костлявая рука с ошметками гниющей плоти, схватилась за деревяшку и в бездну ее потащила.

– Мне б к хозяину вашему… мне б… – трясущимися губами пролепетал писарчук, но замолк, поскольку старший мертвец вдруг двинулся на него.

– Оно и понятно, что к хозяину, не по грибы ж забрел! – всего пару раз открылись и закрылись белые губы мертвеца, а в глазницах снова полыхнул и затух огонь. – Одежу снимай… всю скидывай!