Андрей Бондаренко: Карибская эскапада

Часа три рассказывала мне старушка о Героях, ныне в бронзе отлитых.

Закрываешь глаза: лязг дамасской стали о бронзовые латы, вой ветра в заштопанных наскоро парусах…..

Тут мобильник у меня зазвонил — жена из Питера решила проверить: занимается ли мух любимый достойными путешественника делами, или — дурочку легкомысленную валяет всяко разно?

Поболтали, по-русски с минуту — роуминг в 2002 году очень уж дорогой был.

Кнопку «отбоя» нажимаю — ба, старушка то моя — вся в слезах.

— Что случилось, бабушка? — Спрашиваю на уже привычной смеси английского и испанского.

А она мне и отвечает — на чистом русском, сквозь слёзы:

— Как это я, дура, сразу не просекла — что ты русский? Портвейн дорогущий нищенке купил ведь!

Русской бабушка оказалась по рождению, Натальей нарекли когда-то.

Во время войны, ей тогда лет пятнадцать только и было, в Германию угнали. Потом — Франция, Испания, Португалия…..

Бабка мне долго о своей жизни рассказывала, я ей — о России нынешней.

Тут и Мари с доктором подошли, со всеми делами закончив.

Познакомил я их с бабушкой Натальей, о жизни её рассказал. Расселись за столом, у официанта ещё вина заказали, закусок

— Господа! — Говорит доктор Мюллер на правах старшего по возрасту, убедившись, что бокалы у всех наполнены, — Сегодня — День Рождения Че! Выпьем же за него! За его — Путь трудный! За Идеалы Светлые! Честь — превыше всего!

Выпили, помолчали.

— Слышала я об этом Че Геваре, — старенькая Наталья говорит, — Наверное, хорошим был человеком, раз за людей бедных заступался. Жалко — молодым совсем умер.

Через какое-то время Мари свой тост сказать решила, встала, глазами блеснув:

— Я пью — за Братство Че! За всех — кто в нём состоит! За Героев — в боях погибших! — выпила бокал свой до дна, и на стул опустилась, слёзы крупные рукой смахивая.

— Кто это — "Братство Че"? — бабулька у меня чуть слышно спрашивает.

— А, это — мы и есть, — также негромко отвечаю.

Посидела бабушка минуты две спокойно, вилкой задумчиво салат из омаров в своей тарелке ковыряя, и снова — с вопросами:

— Плывёте то куда, внучок? В Карибию? Надо же! Это значит — Революцию там поднимать будите?

— Не совсем, — грустно в ответ улыбаюсь, — Революцию там и без нас уже недавно совершили. Товарищ наш там пропал. Вот её муж, — говорю, головой в сторону Мари кивая, — Убили, говорят. Хотим могилу его разыскать, поклонится праху.

Тихо я говорил, но слух у Мари — острее острого. Повернулась, и прямо глядя мне в глаза, строго так говорит:

— Ты, Андреас, может, и могилу Его искать будешь, а я — Его самого. Кто-нибудь его мёртвое тело видел? Нет? Вот и помолчи.

Неудобно получилось, и Мари можно понять, но, если Бернд жив тогда остался — почему

целый год вестей от него нет? Хотя, конечно, всякое в этой жизни случается……

А старая Наталья Мари по волосам гладит и нашептывает тихонечко:

— Ты — верь, деточка. Ты — верь. Будешь верить — найдёшь его обязательно…

Утром «Кошка» уходила — по расписанию, в смысле — к месту назначения.

— Не бросай, меня внучок! — Прощалась со мной старая Наталья, — Обратно пойдёте, забеги. Может — возьмёте с собой. Хотя бы до Польши довезите, или — до Финляндии…Дальше — я сама как-нибудь. А, внучок?

Отчалила яхта, на краю причала — осталась крохотная фигурка в чёрном, машущая в след поочерёдно — то одной, то другой — усталой старческой рукой…..

Проплыть от Гибралтара до Барбадоса, да ещё при ветре попутном, нехитрое дело — совсем. Однако, вдруг — на юг уходить стали.

В чём тут дело — устал в догадках теряться, в лоб Капитана спросил.

Оказалось, что господин Мюллер, не смотря на багаж прожитых лет и седины заслуженные, — мальчишка просто.

Видите ли, он с самого детства мечтал — экватор пересечь!

Пересекли экватор, конечно. А, дальше галсами длинными пошли: из стороны в сторону пересекая тот экватор нещадно. Детство голоштанное, блин тропический, полное…..