Улица была абсолютно пустынной. В доме напротив — тишина. Нет даже детей, носящихся по дворам, выплескивая нерастраченную в школе энергию. И никакого зеленого света. Лорин почувствовала, как на затылке чуть шевельнулись волосы, и вздрогнула. Она снова повернулась, но на сей раз невольно отвела взгляд от зеркала, как делала маленькой девочкой, однако, поймав себя на этом, вновь решительно заглянула в глаза своему отражению.
Опять зеленый отблеск. Всего только крошечная искра, чуть заметный огонек, но кажется, что идет он из глубины зеркала.
И она подумала, что, естественно, покрытие этих старых зеркал со временем трескается и, видно, одна из чешуек отражает свет под необычным углом. Если передвинуться… ага, вот сюда, то уже не будет видно…
Слева, из-за спины ее отражения, внезапно взметнулся столб зеленого огня, яркого, словно застывшая на миг молния. Сердце бешено заколотилось, во рту пересохло. Лорин машинально отступила назад. Ну, это уж точно произошло не от коррозии амальгамы.
Лорин казалось, будто зеркало притягивает, манит ее. И хотя сейчас она перепугалась так, как и в детстве пугаться не приходилось, она все же шагнула вперед, заглянула в глубину глаз своего отражения и вновь увидела там игру зеленоватого пламени. Глаза-отражения лучились светом, прекрасным, гипнотическим и почему-то очень доброжелательным. Лорин протянула к зеркалу руку и почувствовала, как завибрировало и нагрелось стекло под сплющенными кончиками пальцев.
Вокруг нее заструились воспоминания, воспоминания об огне, который обнимал не обжигая. О смутных тенях, танцующих в мягком зеленоватом свечении мерцающего, ласкового пламени. О колышущихся до самого горизонта лугах, с белыми и алыми волнами высоких — в человеческий рост — цветов. О молодой темноволосой женщине в белом платье с широкой юбкой, по которой разбросаны громадные красные маки. В белых туфлях с высокими каблуками и острыми носами. Высокие, смеющиеся голоса зовут ее идти играть, играть, играть… И губы Брайана, целующие ее в шею. Его глубокий голос, шепчущий в самое ухо, что скоро он вернется…
В комнате, проснувшись, заплакал Джейк.
Лорин отшатнулась от зеркала. Чары развеялись. По щекам катились крупные слезы. Горло сдавило болью. На лице женщины в зеркале отразились растерянность, недоумение, обида, словно ее вернули от самых ворот рая.
Лорин отвернулась и бросилась прочь. Влетев в гостиную, она схватила Джейка на руки, прижала к себе, стала гладить по головке и ворковала, ворковала, ворковала: все хорошо, все хорошо, все хорошо, пока ее собственное сердце не унялось, а руки не перестали дрожать.
Успокоившись, Лорин отнесла ребенка в его новую комнату, чтобы поменять подгузник, но проделала для этого необычно длинный путь: через столовую, кухню, прихожую и по боковой лестнице, мимо штабелей коробок и ящиков, ожидающих, пока их разберут. Лишь бы только не проходить с ребенком на руках мимо зеркала.
Глупые суеверия, уговаривала она себя, поднимаясь с двухлетним ребенком по узкой и неудобной боковой лестнице. Детские страхи. Почему бы не подняться с Джейком по парадной лестнице? Да ни почему! Просто она устала! Нелегкий переезд, перемены, на которые она наконец решилась, неопределенность, препятствия, воспринятые ею как вызов судьбы, — все это утомило, издергало, измотало ей нервы. Ну и обстановка, конечно. Вспомнились прошлое, детские страхи, вот разум и сыграл с ней нелепую шутку. В следующий раз, когда она будет смотреть в зеркало, она наверняка не увидит ничего необычного. Тридцатипятилетняя женщина, отцовские темные волосы, зеленые, как у матери, глаза… Дом, где прошли ее детские годы… Свет, отразившийся от входной двери…
Но где-то в дальних закоулках разума гремел гром, сверкали зеленые молнии, освещая чужой, неземной пейзаж, высокие голоса все звали, звали и звали ее идти играть. И ждал Брайан. Где-то там ждал Брайан.
— Мама, пазяльтя, кусить! — Джейк устал стучать деревянной вилкой по кастрюлькам и теперь стоял позади нее с жалобной миной на круглом личике. — Пазяльтя, броколи! — Последнее слово выговорилось отлично, с равными ударениями на всех трех слогах: Бра-Ко-Ли. — Пазяльтя, песенье!
Лорин подняла голову от полуразобранной коробки с посудой и пыльной рукой отбросила волосы со лба. По привычке она глянула туда, где над раковиной у матери висели часы, но, разумеется, их не было. Вообще ничего не было из вещей, которые обитали здесь десять лет назад.
Читать дальше