Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

— Ну что, Мокеич, пошло? Упато? Зацепило? — осведомился первый россиянин. — На-ка вот, закуси «братской могилой»'. Или вот возьми капустки по­хрумкай. Ну? Что я говорил — вещь!

— Да уж, — кое-как отдышался Мгави, сплюнул и залез пальцами в початую жестянку с мелкой ры­бёшкой. — Вешь... И упало, и зацепило...

Ром, что подавали в кабаках на Тортуге, казался ему теперь минеральной водичкой.

— А не то, — сплюнул Гавря. - А помнишь, Ге- ныч, застой? Как «коловорот» нили?

— «Коловорот»? — удивился Мгави.

В голове начинало шуметь, по жилам разбега­лось пульсирующее тепло, и настроение быстро по-

■ «Братская могила* - здесь: банка килек а томате.

шло вверх. «А может, не так всё и плохо в этой долбаной России? Если в ней живут такие люди, как Гавря, Клавка и этот.» как его... Геныч?»

— А то сам будто не помнишь, — подмигнул Гавря. — Берёшь клей БФ. опускаешь в него сверло с намотанной ветошью — и на полную скорость... Вж-ж-ж! — он звучно проглотил слюну, — и вся га­дость на тряпке, а в таре, — он снова сглотнул, — остаётся «шило». Не медицинский спирт, конечно, но очень даже и ничего...

Мгави потянулся к капусте.

— К слову сказать, — вмешался Геныч, — я на эту капусту особо налегать не советую. Не знаю как сей­час, а раньше её квасили в бетонных бункерах — дом поместится. Ходишь, значит, по этой капусте с лопа­той, ходишь... то хабарик бросишь, то сморкнёшься, то, извиняюсь, по малой нужде...

В это время со стороны шоссе грохнуло, ухнуло, заскрежетало, ударило железом в железо. Мощно, впечатляюще и похоронно. Так, что замолкли пти­цы, уже репетировавшие встречу дневного свегила.

Мгави почему-то стало смешно. То-то будет хло­пот дорожной полиции с абсолютно трезвым води­телем бетоновоза, необъяснимо улетевшего с чисто­го и сухого шоссе... По идее, надо было бы скон­центрироваться и убрать астральную смазку. А с другой стороны, чего ради затевать лишнюю трату сил? Он здесь наследил уже сверх всякой меры, — что убирай одну из второстепенных отметин, что не убирай...

— Ни хрена ездить не умеют, — сделался суров Геныч. — Напокупали прав. Всякие там черножопые и косорылые. А русскому человеку в России теперь не пройти, не проехать...

— Во-во, — огорчился Гавря. — Приходим мы, значит, давеча, как всегда, на железку, вагоны пораз- гружать. А нам — с разбегу об телегу! Там, говорят, без вас уже разгружают. Всем Китаем. А можег, Кам­боджей. Один хрен, все на одну рожу... Давай, что ли, Мокеич, повторим! Хороший ты человек...

— Да нет, пойду я, пожалуй...

Мгави покачал головой, поднялся и, не проща­ясь, зашагал прочь. Куда? Он и сам не знал, вернее, забыл. Надо было двигаться вперёд, вот и всё, что он пока ещё помнил.

На него вдруг напала необоримая сонливость, смешанная с усталостью и помноженная на равно­душие. Он даже не оглянулся, когда позади снова загрохотало. Ну да, хороший жир, отлично сколь­зит... Много, много жира...

Тут его вывернуло наизнанку, до судорог, до жел­чи, после чего стремительно накатила дурнота и ват­ным одеялом навалилась слабость. Такая, что ни рук, ни ног, ни мыслей — совсем ничего.

Чёрный Буйвол неотвратимо валился на дно лов­чей ямы. Прямо на заострённые колья...

Краев. Меч-кладенец

— Открываю! — Краев почесал за ухом, весело подмигнул и выложил пять пиковых карт, от десят­ки до туза. — Флэш-рояль, господа. Ваши уже не пляшут.

Сказал очень буднично, без всякого торжества словно подразумевая — а как может быть иначе? Это ведь как школьнику драться с отборной шпаной...'

— Бог ты мой, опять,— почему-то обрадовавишсь, покачал головой Фраерман. — Не знай я вас, Олег, точно бы взялся за подсвечник. Как тот автор-сочи­нитель «пернатого романса»2.

Сам Матвей Иосифович в карты играл отменно. И чтобы его вот так, легко, шраючи, как заезжего гуся„.

— В самом деле выглядит впечатляюще, — под­твердил Наливайко. — А с точки зрения теории ве­роятности — вообще антинаучный бред. Какая-то, точно не помню, миллиардная процента и вот вам она уже седьмой раз подряд. Просто чудеса какие- то, а, Оксана Викторовна?

— Не мешато бы в рукаве посмотреть, — пряча улыбку, проворчала Варенцова. — Ну что, Олег, бу­дешь признаваться или запираться? Давай, давай, колись, мы всё простим...

Они сидели после ужина у Фрасрмана, бачова- лись панафидинским «Хеннесси» и... сказать, что они играли в карты, значит соврать. Какая игра, ес­ли всё везение доставалось одному человеку. Собст­венно, играли не на интерес, просто ради общения, но когда всё уже настолько в одни ворота...