Майкл Кеднам - Обильная жабами

Поэтому на улицу я отправилась не за тем, что мне тоже хотелось икать каменьями - с больной-то ногой. Мне дорога была честь собственной родины, и я хотела разыскать эту незнакомку, у которой не было других дел, кроме как портить невинных и безмозглых девчонок.

У колодца не было никого. Одна или две женщины выглянули из-за кустов, заметили, что это я, и спрятались снова. Я по очереди бросила ведра в воду - потому что с испугу и второпях Лид забыла о своем деле; тут-то и объявилась эта ведьма, беззубая и вся в шишках. Обнаружилась она прямо возле меня, потевшей, вытаскивающей полную воды козлиную шкуру с самого дна колодца.

- Дай мне попить, добрая девушка, - сказала эта особа, истинное оскорбление человеческому роду, опровергавшая нашу веру в то, что Господь сотворил людей по образу Своему.

Я слыхала звенящий золотыми монетами отчет Лид об этом приветствии, однако же не могла не поддержать обычаев нашего городка.

- И ты называешь это лицом, старуха? И считаешь, что можно ползать вот так, ясным днем, щериться, словно рана, и щуриться, как свинячья задница? Позволь-ка мне дать тебе один совет...

Я закашлялась, почувствовав в горле комок.

И отхаркнула жабу, блестевшею моей слюной, моргавшую - блинк, блинк - посреди грязи, довольную собой и важную, как Соломон.

- Зачем тебе пить, умойся сперва, - я рыгнула, произведя на свет ящерицу, двух змей и ночную бабочку.

Старуха ухмыльнулась.

- Да я ж тебе шкуру спущу до костей! - пригрозила я, и по подбородку посыпались вниз пауки.

- Да я ж тебя запорю! - завопила я, видя, как шлепаются в пыль сверчки.

- Ты у меня простоишь в колодках на ярмарке до Дня Всех Святых, - заорала я, извергая при каждом слове по червяку.

И тут только вспомнила про манеры, традиционную честность и доброту, которой славится наш городок, откровенную и открытую манеру нашего люда. Нечего сусальничать с этой каргой. И попыталась удавить ее колодезной веревкой, но старуха внезапно исчезла.

После начались недели, полные гнева, бессонницы, горечи. Мама выметала всяких гусениц, сенокосцев, червяков и терпеливо копила гранаты, опалы, камеи и кольца. Я переживала время несчастья. Мне было жалко себя, и выплакивалась я каждый день насухо.

Однажды утром в амбар въехал принц - слухи привели - и с ласковыми словами поцеловал руку бедной Лидии. И взял ее в жены.

- Вы обе будете желанными гостьями. - Улыбнулся нам с Ма принц в шестьдесят четыре зуба.

Свадьбу праздновали три долгих ночи, и все, даже служанки, расхаживали в произведенных Лидией золоте и тиарах. Ма благоухала духами - совсем другая женщина. Я сидела, прикрывшись вуалью, молчаливая, как монахиня.

Как все справедливо, судачили соседки. У поганой и рот проклят, а ласковая и добрая в чести да богатстве.

Однако вскоре шепотки переменились. Купцы разносили с моря на озеро и обратно постыдный рассказ о прекрасной, но слабоумной Лидии, которую королевский сын заточил в башню. Когда слугам отказывало вдохновение, они щипали ее, чтобы Лидия хоть что-то сказала. Теперь она отрыгивала еще больше бриллиантов, жемчужин и янтаря - да без толку.

Хуже, чем без толку. Вы же знаете, что в наши дни гусям дают глотать бриллианты для пищеварения, а золотом вместо свинца заливают щели между камнями шпилей. Серебро теперь идет на подковки сапог. Рубины мелют для наждачной бумаги. Опалами стреляют из рогатки. Одни мостят дорожки топазами, другие сапфирами. И все потому, что Лидия нашептывает каждой ночью своими молитвами целую - в бушель - корзину драгоценных камней; банкиры и менялы их теперь не берут. Муж ее, принц, пребывает в отчаянии, он превратился в настоящую тень.

Ну а я больше не плачу. Щенков своих я распродала и занимаюсь теперь существами более низменными и экзотическими: всяких комаров да чешуйниц я просто давлю и стряхиваю. Головастиков скармливаю гадюкам, саламандр - аспидам. Рожденных мной насекомых я прореживаю - топлю, сжигаю, давлю - и оставляю только самых прекрасных, только самых редких.

На это необходимо время, но у меня его довольно.

Дело мое процветает, я обслуживаю пилигримов, странствующих сквайров, рыцарей, направляющихся ко Гробу Господню. Мои знамена полощутся на ветру: вот гадюка, губительница Клеопатры, а вот змей, бич Эдема, а вот шелкопряд - сокровище Востока... посмотрите, как он ест, посмотрите, как он прядет, посмотрите, как спит.

Монахи становятся в очередь. Посланцы бьются на мечах. Жулики платят, чтобы оказаться в начале хвоста. Ма водит их от клетки к вольеру, показывая злобным - ядовитых пауков, обрученным - бабочек, любопытным - скарабеев и сороконожек... Все они - удивительны.