Всеволод Глуховцев - Бог сумерек

Федор Матвеевич по старой деревенской привычке просыпался рано. Открывал глаза – и больше не уснуть.

Он не любил торопиться по утрам. Не спеша вставал, кипятил чай, курил... Глядел в окошко. С годами это время дня стало казаться ему самым лучшим, спокойным и ясным; часто он просто выходил погулять в лес.

Вот и сегодня он проснулся в половине седьмого и так же попил чайку, взял сигарету и вышел на крыльцо.

Было тихо, хотя уже стоял рассвет. Прохладно, ни ветерка, ни облачка – а небо такое ясное, каким оно было разве что в детстве, в деревне – там оно почему-то совсем другое, не такое, как здесь...

И эту тишину нарушил шум мотора. Машина приближалась. Слух старого шофера легко разобрал звук жигулевского движка. Федор Матвеевич усмехнулся одними губами и покатал сигарету в пальцах.

Бежевая старенькая “пятерка” остановилась у ворот. Из нее выбрался довольный, бодрый и свежий Лев Евгеньевич Огарков.

– Приветствую, Федор Матвеевич! – весело крикнул он, и пес заволновался, загремел цепью.

– День добрый, – чуть помедлив, отозвался Логинов. Лев Евгеньевич уже шел по песчаной тропинке. Федор Матвеевич спустился с крыльца.

– Приветствую, – повторил Огарков, но уже по-другому, скоро и деловито. Утро кончилось. Федор Матвеевич улыбнулся этому.

Лев Евгеньевич осмотрелся цепко, уверенно.

– Хорошо у вас, Федор Матвеевич, – отметил он, – аккуратно, порядок!

Старик кивнул и прикурил, бережливо спрятав спичку в коробок.

– Да. – Он тоже огляделся. – Пришлось потрудиться... Я тут уж пятый год. До меня сторожа здесь менялись – полгода, год... Разруха была страшная. Первое лето я только тем и занимался, что все в порядок приводил. Дом подремонтировал, баню... И все подручными средствами, ни копейки садовой не потратил. Да и своей самую малость. С умом ведь если делать, все можно найти! Баня – вот эта самая, – правду сказать, не баня была, а помойка. Я потихоньку все вычистил, потом печку взялся ремонтировать...

Огарков рассеянно слушал этот рассказ, кивал, сам же озирался по сторонам. А Федор Матвеевич вдохновился, распрямился даже, голос зазвучал громко.

– ...мне так в молодости, в деревне еще, доводилось печнику помогать. Ну и тут, думаю: попробую-ка, чем черт не шутит. Взялся. Кирпичный бой поискал, а кто ищет, тот и в самом деле всегда найдет. Вот и я нашел, отсортировал... А один камень вообще такой нашел! Размером где-то с три кирпича. Гранитный, что ли. И герб какой-то на нем высечен, такой круглый рисунок, вроде как в самом деле старинный герб... Вот, вы как думаете, откуда такой камень мог тут взяться?

Тот пожал плечами.

– Не знаю. Историков надо спрашивать... Впрочем, думаю, какой-нибудь купчина для особняка своего делал. Под дворянина косил... Но где же, однако, наши нелегалы?

– А они как раз там и есть, в бане. Спят еще, поди. А вы-то, кстати, чего так – ни свет ни заря?

– Не спится, – сознался Огарков. – Не терпится приступить. Посмотреть, что будет.

– А-а... А что, думаете, что-то такое... интересное будет?

Лев Евгеньевич покивал головой глубоко, серьезно.

– Думаю, ох и думаю!.. Честно сказать, даже немного боюсь представить себе, что здесь может быть.

– О, вон как.

– Вот именно. С таким коэффициентом, как у нашего друга Александра Палыча... Я, честно говоря, удивляюсь, как он сквозь стены не видит! А тут... Если правду говорить, то страшновато немного. Что может произойти?! Не знаю, право, не знаю.

Тут вдруг дверь баки распахнулась, и явился полусонный Палыч в незастегнутой рубахе и жеваных брюках.

– О! – хрипловато воскликнул он. – Ранние пташки... Не спится?

Он подошел к соратникам и энергично с ними поздоровался.

– Готовы к бою?

– Вас ждем, – улыбнулся Огарков. – Игорь спит?

– Спит еще. – Кореньков гулко откашлялся. – Дайте закурить...

Пока он прикуривал, Лев Евгеньевич следил за ним улыбающимся взглядом. Конечно, Палыч это заметил.

– Что вы так смотрите на меня, Лев Евгеньевич?

– Тот рассмеялся.

– Смотрю и думаю: как должен выглядеть супермен?.. Где-то старик Ницше обмишурился в своей теории.

Палыч отмахнулся:

– А, да бросьте вы. Это вам интересно, с вашей научной точки зрения. Исследовательской. А для меня всегда это была обуза.

– Ну, теперь, полагаю, станет наоборот... как лучше сказать... пружиной, что ли.

– Ага, пружиной... в заднице.

Лев Евгеньевич вновь засмеялся, приобнял супермена за плечи.