Рус Лакмен - По ту сторону зеркала

Орхей и Росоэн задышали посвободнее: щекотливую ситуацию они обошли.

— А почему вы с женой живете одиноко? — осторожно спросил Росоэн, входя в беседу. — Или… я задал неделикатный вопрос?

— Жена б, конечно, расстроилась немного! — ответил тот уныло. — Но я могу вам рассказать, вы люди добрые. И мне нечего стыдиться! Дело в том, что моя жена не совсем обычная женщина. Она, как бы вам это пояснить,…больше чем женщина… — или же, если говорить человеческим языком, кудесница и целительница, — хотя для меня — она настоящая волшебница. Но женушка моя, не хочет показываться людям — из-за одной беды. Стоит ли мне говорить, не знаю, но…

— Если не хотите, не рассказывайте! — сказал Росоэн. — Я и в правду, задал неделикатный вопрос.

— Нет, я уж скажу. Несчастье у нас из-за того, что мы не можем завести детишек. А люди, по ее мнению смотрят на нее нехорошо! К тому же она не авдерка, а, как она говорит, — эбеланка, не знаю, что это за племя, но она пришла с запада. По ее словам, там живет ее народ…Но это долгая история. Так что, рассказывать ее сейчас не буду. Но, скажу лишь то, что когда я ее встретил, то потерял голову целиком и незамедлительно попросил ее руки. Поначалу она, конечно, не хотела, однако потом согласилась. И я знаю, что она, теперь, любит меня не меньше, чем я ее. Только вот детей… Эх-эх-эх!

…Потому-то ваши дочери, Орхей, ей и приглянулись, особенно младшая! — и он грустно улыбнулся.

— Это, конечно, и вправду беда! — вздохнул Орхей. — Моя младшая дочь мамку свою совсем не знает. Бедная моя Зелла умерла при ее рождении. И старшей пришлось, полностью заменить ей её.

— Судьба порой, бывает, жестока! — сочувственно сказал охотник, вскидывая взор на потолок. — Что-то мы все время о грустном да о грустном! — вдруг оживился он развеселев. — Может спать пора?!

— Пора, наверно! — улыбнулся Орхей, заметив дремавшего Росоэна. Его пришлось будить, поскольку хозяйка строго дала понять, чтобы он спал в спальне, приготовленной специально для него. Трое мужиков, улеглись в гостиной.

За окном начался страшный ливень. Предоставленный судьбой, приют, оказался воистину во благовремении.

Ночью, когда весь дом давно погрузился в сонную тишь (а звуки ливня и завывание ветра только дополняли ее) и Росоэном все глубже и глубже завладевал сладкий сон, неожиданно в его дверь постучались. Проснувшись, он поначалу, глядя на шум дождя, решил, что ему показалось, ведь дождь за окном, хлыща окно, тоже время от времени издавал звуки похожие на стук. Однако потом он понял, что стучались именно в дверь. Это были тихие осторожные стуки, такие, как будто тот, кто стучался, не хотел, чтобы его услышали остальные, и как будто визит к нему должен был остаться тайной.

Потерянный в догадках Росоэн, негромко велел, чтоб вошли. Он подумал, быть может, это Эмелина? Тот, кто находился за дверью, явно был не мужчина. Так могли стучаться только женщины.

Возможно, ей что-нибудь понадобилось.

Дверь бесшумно толкнули, и сквозь образовавшуюся щель в комнату пробился мягкий голубовато-зеленый свет. Его взору предстала Исенна, но в руках у нее не было ничего, никаких свеч. Она светилась сама. Ткань, из которой была сшита ее ночная сорочка, обладала какой-то волшебной особенностью испускать свет. Посему ей не требовались осветительные приборы.

— Не бойся, это я! — торопливо сказала она, прикрывая за собой дверь.

Росоэн не ответил. Он удивленно смотрел на нее сквозь балдахин, в то же время нечаянно восхищаясь ее совершенной красотой. Скинутые за уши волнистые волосы, спускались на непокрытые плечи, на грудь и искрились под волшебным отсветом странной одежды, словно на них она напорошила серебряные блестки. Усеянная кружевами, почти прозрачная рубашка с глубоким декольте плотно облегала неровности ее просвечивающегося стана и достигала ее босые лодыжки. Глубокий окаймленный теми же кружевами вырез уходил по середине далеко верх за линию колен, почти полностью открывая взгляду стройные ноги.

— Я тебя, наверно, удивила! — шепнула она, приблизившись к его койке, при этом будто плывя, а, не идя шагами. В голосе ее не было ни малейшего намека на кокетство.

— Прости, но я должна была к тебе прийти.

Росоэн хотел встать, но она велела ему оставаться на месте.

— Не вставай, — попросила она. И, отодвинув балдахин, она приподняла подол платья и подсела к нему на койку, поджав обнажившиеся коленки.

— Почему? — спросил он, сев.

Секунду она, пытливо смотрела на него, не произнеся ни слова.